"Зарубежная фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-17

Страуд Джонатан

Идеальная пара.

Идаан тихо подошла к окну, сняла синий лоскут и повесила красный.

Воды, что приносили Оте охранники, едва хватало, чтобы выжить; кормили так же скудно. Одежды у него не было, если не считать обносков, в которых он вернулся в город, да халата, принесенного Маати. Перед рассветом, когда башня остывала после жаркого дня, Ота ежился в халате. Днем солнце нагревало башню, и становилось жарко. Ота потел в каменной клетке, словно от тяжелого труда, в горле пересыхало, в голове стучала боль.

Башни Мати, решил Ота, самые бессмысленные постройки на свете. Зимой в них слишком холодно, летом —

слишком жарко. Жить в них неприятно, взбираться наверх — утомительно. Они существовали только для того, чтобы показать, что могут существовать.

Все чаще и чаще мысли Оты разбредались. Голод и скука, жаркая духота и предчувствие смерти изменили его восприятие времени. Ота как бы завис вне мира. Ему уже казалось, что он всегда был в этой комнате, а воспоминания о прошлом стерлись, как чужие рассказы. Он всегда здесь будет, если не выкарабкается из окна в прохладный воздух. Ему дважды снилось, что он спрыгнул с башни. Оба раза он проснулся от ужаса. Наверное, именно поэтому он не прибегал к единственному способу повлиять на свою жизнь. Когда Оту в очередной раз захлестывало отчаянье, он вспоминал тот сон и острую жалость во время падения. Он не хотел умирать. У него уже торчали ребра, он изнывал от жажды, но ум не сдавался, не останавливался. Казнь близилась; умирать не хотелось. Мысль о том, что его страдания спасли Киян, перестала утешать. В глубине души он был даже рад, что не ждал от отца такой жестокости: он мог бы заколебаться. Теперь по крайней мере деваться некуда. Он проиграет — уже проиграл, по-крупному, — но не сбежит.

Мадж сидела на табурете — высоком и узком, с ножками из плетеного тростника, как в их домике на острове, — и что-то говорила на своем мягком и текучем языке. Ота прохрипел, что она говорит слишком быстро, и проснулся от звука собственного голоса. Потом снова впал в забытье. Его тревожила только одна мысль: где-то крысы прогрызают камень.

Раздался крик, и Ота окончательно проснулся. Он сел прямо, пытаясь унять дрожь в руках. Видения пропали. Снаружи кто-то еще раз крикнул, потом что-то тяжелое ударило в дверь, и та заметно дрогнула. Ота встал. Послышались голоса — незнакомые. За много дней он научился распознавать тюремщиков по ритму и тембру тихих голосов. Эти звуки исходили из чужих глоток. Ота прислонился к двери, прижал ухо к крошечному зазору между деревом и каменной коробкой. Один голос звучал громче и авторитетней остальных. Ота разобрал слово «цепи».

Голоса пропали так надолго, что пришла мысль: померещилось. Звук отодвигаемого засова застал врасплох. Ота подался назад со страхом и облегчением. Возможно, это конец: вернулся брат. Что ж, зато больше не придется здесь сидеть. Когда дверь распахнулась, он выпрямился, стараясь выглядеть достойно.

Яркие факелы ослепили ему глаза.

— Добрый вечер, Ота-тя! — сказал мужской голос. — Надеюсь, вы можете идти. Боюсь, мы спешим.

— Кто вы? — прохрипел Ота.

Он сощурился и рассмотрел десяток человек в черных кожаных панцирях. У дальней стены кучей, как товары на складе, лежали стражники. Вокруг них расплылась черная лужа крови. Трупы еще не пахли гнильем, но от их запаха — металлического и какого-то постыдного — Оте стало не по себе. Этих людей убили совсем недавно. А кого-то, может, и не добили.

— Мы пришли забрать вас отсюда, — ответил главный — тот, кто стоял в дверях. У него было удлиненное лицо уроженца зимних городов и развевающиеся волосы западника.

Ота ступил вперед и принял позу благодарности, чем явно позабавил собеседника.

—

Идти сможете?

В стражницкой повсюду были признаки боя — пролитое вино, перевернутые стулья, кровь на стенах. Нападение произошло явно неожиданно. Ота качнулся; пришлось схватиться за стену. Камень был теплый на ощупь, как человеческое тело.

— Если надо, пойду.

— Похвально, — сказал вожак. — Я сам долго сиживал за решеткой и знаю, что тюрьма делает с человеком. Нам нельзя спускаться простым путем, надо будет идти пешком. Если сможете, тем лучше. Если нет, мы готовы вас нести. Главное — побыстрее выбраться из города.

— Не понимаю. Вы от Маати?

— Давайте обсудим все это в другом месте, Ота-тя. Цепи нам не помогут, даже если бы не было стражников. Мы только что сломали механизм. Вы пройдете по лестнице?

Воспоминание о бесконечных поворотах лестницы, призрак боли в коленях и бедрах… Ота почувствовал укол стыда, но выпрямился и покачал головой.

— Вряд ли.

Вожак кивнул, и двое из его людей вытащили из-за спины доски и жерди, из которых мигом сложили носилки — как для больного. Оте предназначалось небольшое сиденье, скошенное под тем же углом, что и ступени, а рукоятки-жерди были разной длины, чтобы легче вмещаться в узкий поворот. В любом другом месте от этих носилок не было бы проку, но сейчас они подходили как нельзя лучше. Забравшись с помощью одного из мужчин на сиденье, Ота спросил себя, сделали ли это приспособление специально или одолжили у служителей башни. Самый крупный воин поплевал на ладони и взялся за нижние ручки, на которые приходился больший вес. Его товарищ взялся за другой конец, и Оту рывком подняли.

Начался спуск. Ота все время оставался спиной к середине спиральной лестницы, а под ним пробегали каменные стены и пол. Носильщики кряхтели и ругались, но бежали быстро. Однажды верхний споткнулся, и нижний сердито на него прикрикнул.

Путешествие длилось вечно — камень и темнота, вонь пота и фонарного масла… Ота стукался коленями о стену впереди, головой — о стену сзади. На середине башни их ждал другой здоровяк, готовый взять на себя большую часть веса. Ота опять устыдился и хотел возразить, однако вожак удержал его на месте сильной и твердой ладонью.

Вторая часть пути показалась Оте менее ужасной. В голове начало проясняться, в душе поселилась безумная надежда. Спасение! Кто-то устроил ему побег. Ота подумал об охранниках, только что убитых на вершине башни, и вспомнил слова Киян: «Как ты защитишь меня и мой дом?» Могут убить и тюремщиков, и спасителей — все во имя традиции…

Ота понял, когда они спустились до уровня земли: стены стали очень толстыми, а проход между ними сузился. В узких прорезях окон замелькал свет, воздух наполнила бессвязная музыка. У основания лестницы носильщики опустили Оту на землю и забросили его руки себе на плечи, словно несут пьяного или больного. Вожак протиснулся вперед. Хотя он хмурился, Ота отметил, что он получает от происходящего большое удовольствие.

Беглецы тихо миновали ходы, похожие на лабиринт, и выбрались на переулок у основания башни. Там их ждала крытая повозка, запряженная парой беспокойно ржущих лошадей. Вожак махнул рукой, и его люди посадили Оту в повозку. Сам вожак и еще двое залезли следом. Возница потянул за вожжи. Подковы ударили о мостовую, повозка накренилась и поехала вперед, по выбоинам. Вожак завязал верх повозки, но оставил щель, из которой иногда выглядывал. Фонарь потушили. Повозку наполнил запах гари.

— Что там, снаружи? — поинтересовался Ота.