Зарубежный детектив (1989)
Шрифт:
— Вы действительно так неожиданно охладели к ней? — удивился Янда.
— Черта лысого! — Седлницкий заорал так, что все вздрогнули. — Просто, — он закрыл лицо руками, — мне захотелось покуражиться. Хоть однажды, на миг, взять верх над ней. Она действительно хотела идти домой, но боялась. Говорила, что кто-то ее подстерегает. Я подумал, что это выдумка, обычная женская уловка. Не верил я ей, вот поэтому во всем виноват, — едва слышно закончил он.
— Пожалуйста, поподробнее, — попросил капитан. — Вспомните, как она высказала свои опасения? Почему не подозревала Бенеша?
— Но
— Нездоровилось?
— Нет, испытывала тоску, страх — психически чувствовала себя плохо. Да, она ясно сказала, что боится, что я ей очень нужен, — Рафаэль неожиданно всхлипнул. — Я ничтожество, тварь. — Трясущейся рукой он вынул платок и тут же уронил его на пол. Потом неуверенным движением поднял.
— Спокойно, спокойно… — пробормотал Янда.
— Я смеялся над ней: по косогору за тобой крадется Даречек. «Это, кажется, был не Дарек», — ответила она мне. Да, так и сказала.
— Она говорила о своих опасениях еще что-нибудь? Вспомните.
— Нет, больше ничего. Встала и пошла. У дверей остановилась, помедлила, потом повернулась и направилась к речникам. Через минуту ожила, пела, веселилась. Беранек тоже был с ними, но в полночь ушел. А Мария осталась. Она сидела рядом с молодым парнем. Потом они начали любезничать.
— То есть?
— Обнимались и шептались. Я видел их нечетко, был уже того… И здорово. И вдруг меня словно подожгли. Видно, взыграл алкоголь. Помню, стучал по столу и что-то кричал, наверное, ничего хорошего… Она убежала. Исчезла моментально. И здесь на меня навалилась тоска. Я не могу вам это объяснить — словно ясновидец, почувствовал смертельную опасность. Но во мне было слишком много алкоголя, тут уж ничего не поделаешь. Я бросился за ней… А что было дальше — не помню, — добавил он уныло.
— Вы имеете представление, — спросил Коварж, — сколько было времени, когда вы вышли из ресторана?
— Не знаю. Могу только предполагать. Беранек ушел в полночь, потом все происходило довольно быстро. Где-то в первом часу, скорее всего в половине.
— Вспомните, пан Седлницкий, — Янда наклонился в кресле. — Понимаю, это трудно, и все же… Когда вышли вслед за Залеской, заметили вы кого-нибудь, что-нибудь необычное… какую-нибудь мелочь…
— Это нелегко. Не знаю, как пьете вы, — усмехнулся Рафаэль, — а я — много. Достаточно взглянуть на меня, чтобы попять причину.
— Не понимаю, — замотал головой Янда. — Но мы здесь не для того, чтобы воспитывать вас.
— И не пытайтесь. Если вы хоть однажды были в стельку, то можете представить, что человек в такие минуты способен запомнить. Если бы мимо меня прошел скелет в джинсах и в каске, то я и на него не обратил бы внимания. Я хотел найти Марию, но ее нигде не было. Нигде. Наверное, спряталась от меня. Помню, добежал примерно до половины горы. Как оказался в заказнике, где уснул — не знаю, честное слово.
— Значит, вы не знаете, — вмешался Чап, — сразу улеглись спать или еще бродили там.
— Не знаю.
— Поэтому теоретически возможно, — продолжил Коварж и сделал паузу, ожидая взрыва, — что вы могли Залеску убить. Скажем, в полном беспамятстве. Ключ от входа в барбакан у вас был. Орудие убийства — какую-нибудь железку — могли найти. Мы пока еще не знаем, чем…
«Вот сейчас будет взрыв», — подумал он.
— Теоретически это возможно, — на удивление спокойно ответил Рафаэль. — Но фактически это полный абсурд. Я никогда не смог бы обидеть Марию. Ни в белой горячке, ни в приступе бешенства. Никогда. Это я знаю твердо. Хотя, конечно, вы не обязаны мне верить.
Никто ему не ответил.
— Я под подозрением, — усмехнулся Рафаэль. — У меня есть так называемый мотив, да? Несчастная любовь, беспробудное пьянство…
— Тот парень, с которым она, как вы говорите, любезничала, — продолжал Коварж, — работник Чехословацкого лабско-одерского пароходства Вацлав Мауэр. Он дал показания в Дечине, что перед уходом вы громко заявили, что убьете пани Залеску.
— Возможно, я говорил это много раз. Чаще всего на людях.
— Остается описать, как вы ее нашли. Можно кратко. Капитан посмотрел на часы.
Рафаэль старался быть лаконичным. Но Янде казалось, что он все видит своими глазами. Как картину.
Туманное холодное утро. Полумрак. Сзади неясно вырисовывается стена барбакана. На переднем плане — темные силуэты причудливых скульптур, созданных скульптором-самоучкой. Семь смертных грехов, вытесанных из песчаника, раскрашенных крикливыми красками, которые приглушают сумерки и туман… У постамента самой высокой скульптуры — женщина. Она лежит, уткнувшись лицом в траву. Самое яркое пятно — ее белый свитер. Самое темное — черные волосы, спутанные, рассыпавшиеся по земле. Под ними лужа, тоже темная, расплывшаяся, потому что почва в барбакане каменистая и медленно впитывает влагу. Становится светлее, и лужа краснеет. Вот ее края стали отчетливо алыми. За серой стеной загорается утренняя заря, такая же алая…
— Время? — спросил Чап. Янда вздрогнул, словно пробудился ото сна, а Седлницкий удивленно посмотрел на поручика.
— Который был час? — уточнил он.
— Не знаю, — склонил голову художник.
— В отделение вы звонили в седьмом часу. Что вы делали до этого времени?
— Не знаю.
— Оставь, Зденек, это уже не имеет значения, — вмешался Янда. — Установлено, что смерть наступила около часа ночи, то есть в то время, — он строго посмотрел на Рафаэля, — когда вы бродили на вершине горы.
— Я же говорю, что во всем виноват. Никогда себе этого не прощу.
— Это глупость, пан Седлницкий. Если вы не убивали, то ни в чем не виноваты.
— Не убивал я ее.
— Тогда кончим на этом. Ваши показания перепишем на машинке и… знаете что? Я сам привезу их на подпись. В замок. Могу вас посетить?
— Что за вопрос!
— И прошу не отлучаться надолго из замка без нашего разрешения.
Рафаэль молча кивнул.
— Я хочу спросить вас еще кое о чем. Например, о Бенеше. Не замечали вы в последнее время, что его… хм… склонность как-то проявилась? Не думаете, что он был бы способен…