Зарубежный детектив
Шрифт:
— Нет, в ту ночь я легла еще раньше. Ровно в десять я была в постели... А почему вы меня спрашиваете об этом?
— Я многих расспрашиваю тут, в вашем квартале. Вдруг мне что-нибудь удастся выяснить. Ты не знаешь, брат твой ничего такого не видел или не слышал?
— Он ничего мне не говорил, но я нисколько не удивлюсь, если видел и слышал. Он всегда ложится спать далеко за полночь.
— А потом, наверное, отсыпается во время сиесты [21] . Если, конечно, рано встает.
21
Сиеста (исп.) —
— Да, днем он спит почти до пяти, потому что в пять идет в погребок поесть кроликов.
В два часа дня в казино «Сан-Фернандо» инспектор Мансилья рассказывал дону Лотарио и Плинию о своей встрече с Гомесом Гарсией. Гомес повторил ему, но уже более миролюбиво то, что уже сказал Мануэлю. Что его дочери стало хуже и ему пришлось снова вызывать дона Антонио, который уже был у них накануне днем. Но осмотр ничего не дал, и на другой день он отвез дочь в Мадрид.
— Когда я, как и вы, поинтересовался, из-за чего возникла у него ссора с доном Антонио, он, глазом не моргнув, ответил, что никакой ссоры не было. В Мадриде он жил в гостинице «Модерно». Но окончательно Гомес выдал себя, когда я спросил его, почему он после возвращения из Мадрида не явился в полицию и не заявил о том, что дон Антонио был у него после четырех ночи. Сначала он замолчал, а потом сказал, что, когда вернулся из Мадрида, ничего не знал об этом.
— Мне он сказал то же самое.
— Может, так оно и было?
— А вы какого мнения, Мансилья?
— Я твердо убежден, что он возил дочку в Мадрид делать аборт.
— Вы так думаете?
— Вы сами в этом убедитесь спустя несколько месяцев.
— ...Значит, вы считаете, Мансилья, что дона Антонио убил он?
— Нисколько этому не удивлюсь.
— Дон Лотарио, а вы что скажете? Вы ведь хорошо знали дона Антонио. Вряд ли он был настолько наивен, чтобы не понимать, какая ловушка ему уготована, если он пойдет к Гомесу Гарсии, с которым накануне поругался.
— Вы уж простите меня, Мансилья, но я вполне согласен с Мануэлем. Доктор все отлично понимал.
— Понимать-то понимал, а все же попался в ловушку.
Плиний и дон Лотарио задумчиво переглянулись.
— Таково мое скромное мнение... Если у вас есть более веские доводы, я готов их выслушать.
— Пожалуйста, не заводитесь, Мансилья. Мы ведь разговариваем как друзья.
— Разумеется. Но вот что примечательно: дон Антонио почему-то отказывается ехать домой на машине, хотя время уже позднее, и идет пешком.
— Как раз это меня меньше всего удивляет, Мансилья, — ответил ему дон Лотарио, — он не любил ни у кого одалживаться.
Без четверти пять Плиний, отговорившись тем, что его ждут служебные дела, оставил Мансилью и дона Лотарио в том же самом казино, куда они вновь пришли выпить по чашечке кофе, и отправился в самый конец улицы Майор, где, насколько ему было известно, находился погребок, в котором
Прохожих в этот час было мало, и Мануэль стал прогуливаться на перекрестке, который по его расчетам должен был миновать Доминго Паскуаль.
Осень уже вступила в свои права, и Плиний почувствовал, как его пробирает дрожь. Солнце хоть и было ярким, но совсем не грело.
Разгуливая взад-вперед, Плиний все время думал о том, что привело его сюда: «Без сомнения, Доминго Паскуаль знает гораздо больше того, что говорит».
Ровно в пять часов Доминго Паскуаль появился на противоположной стороне улицы. Он шел, глядя себе под ноги, низко надвинув на лоб берет, и не шаркал ногами. Со стороны можно было подумать, что идет слишком грузный пожилой человек. Все в нем было неестественно. Плинию всегда казалось, что он похож на ненормального, которого выпустили ненадолго из больницы прогуляться по городу.
Погруженный в свои мысли, Доминго Паскуаль не заметил Плиния. Минуту поколебавшись, Мануэль решил незаметно следовать за ним до погребка и поговорить там. Но, не дойдя метров шестидесяти до улицы Медиодиа, где находился погребок, Доминго Паскуаль присоединился к небольшой компании, стоявшей у двери жилого дома.
Тогда Плиний уже без всяких колебаний пересек улицу и тоже присоединился к этой компании.
— Как дела, Доминго? — дружелюбно спросил он.
— Идут помаленьку.
— А я все жду, когда ты мне еще что-нибудь расскажешь.
Доминго слегка пожал плечами, словно не знал, что ему ответить.
— Послушай, — вдруг сурово произнес Мануэль, — я вспомнил, что мне надо кое о чем тебя расспросить.
— Меня?
— Да.
— Когда?
— Сегодня же.
— Где?
— Где хочешь... Если не возражаешь, мы могли бы немного прогуляться вдвоем, — предложил ему Плиний, смягчая суровое выражение своего лица.
— Хорошо...
— Мне помнится, ты иногда гуляешь по Пасео де ла Эстасион.
— Да...
— Давай встретимся там ровно в семь возле богадельни для престарелых. Договорились?
— Да.
— Не забудешь?
— Нет.
И Мануэль устремился вниз по улице Майор, заложив руки за спину.
Он вернулся в аюнтамиенто, а ровно в семь был уже на улице Пасео де ла Эстасион возле богадельни. В ожидании Доминго он закурил очередную сигарету, но в этот момент с улицы Конкордиа выехала машина, кто-то посигналил ему и, резко притормозив, остановил машину перед комиссаром.
Это была Сара, учительница, которая, вероятно, возвращалась из школы. Не успел Плиний сделать и шага к ней навстречу, как она, оставив мотор включенным, быстро выскочила из машины.
— Есть какие-нибудь новости, Мануэль? — спросила она, печально улыбаясь ему.
— Нет.
— День ото дня мне становится все тяжелее. Никак не могу смириться с мыслью, что Антонио нет в живых.
— Я очень хорошо понимаю вас.
— Вам удалось что-нибудь выяснить у Гомеса Гарсии, к которому в тот день приходил Антонио?
— Выясняем.
— Вы не знаете, сестра Антонио уехала?
— Не думаю. Вы с ней виделись?
— Нет... Она и не подозревает о моем существовании.