Зарубежный экран. Интервью
Шрифт:
Анна Маньяни
В кино я впервые снялась в 1934 году, через три года после дебюта в театре и за десять лет до «Рима—открытого города», который был моим семнадцатым фильмом. Не все режиссеры верили в мои способности, некоторые вообще советовали бросить кино. Лучшей картиной той поры я считаю комедию Витторио Де Сики «Тереза Венерди». Я играла актрису варьете, простую и великодушную, у которой вульгарность постоянно оказывалась сильнее желания казаться «синьорой».
...Годами фашизм разлучал искусство с обыденной жизнью. Дутые, громогласные фильмы вытеснили
Картина принесла актрисе мировую славу. Много лет прошло, но разве можно забыть трагические глаза Пины, нехитрую историю ее жизни и ее смерти... Беспощадное солнце резко очерчивает контуры домов. Солдаты увозят на смерть возлюбленного Пины. Она с криком бежит за грузовиком по улице и падает, подкошенная немецкой пулей.
Аппарат показывает женщину на мостовой, задравшуюся простенькую юбку и порванный чулок с подвязкой...
Героиня, которую сыграла Анна Маньяни в «Риме — открытом городе», оказалась для нее тем единственным и неповторимым образом, который начал жить рядом с актрисой, стал национальным типом, частью итальянской культуры. Героиня Маньяни внешне грубовата и некрасива. Но как только она начинает говорить, как только делает первый жест, вас начинают покорять ее жизненная энергия, темперамент, добросердечие. Эта женщина может скандалить, доказывать свою правоту с помощью зубов и ногтей, природное нахальство сменяется у нее кокетством, отчаяние — светлой печалью. И эти ее подлинность и искренность оказываются дороже внешней красоты.
— Актер должен быть честен перед самим собой, — говорит Маньяни. — Он должен браться только за то, что может делать. Я, например, никогда не взялась бы за роль Анны Карениной — у меня ничего не получилось бы. Роли простых по происхождению, честных, внутренне чистых женщин — это мои роли...
«Рим открытый город»
Вот уже больше двух десятилетий эта простая итальянка, созданная талантом Маньяни, появляется на экране. И в «Депутатке Анджелине» Л. Дзампы, где она организовывает жителей своего квартала на защиту демократических прав. И в «Красных рубашках» Г. Александрини, где в образе жены Гарибальди Аниты каждая итальянка узнает свои собственные чувства и стремления. И в поставленной Л. Висконти новелле из фильма «Мы женщины», где Маньяни рассказывает об эпизодах своей собственной жизни. И в «Сестре Летеции» М. Камеринн, где героиня, неожиданно для себя самой, обнаруживает чувства, которые скрывала строгая одежда монахини...
О том, как высоко поднято эго знамя, советские зрители могут судить по картинам, демонстрировавшимся у нас. Вспомните Маддалену Чаккони из «Самой красивой» Л. Висконти, фанатичную мать, которая хочет, чтобы ее дочь снималась в кино. За полтора часа экранного времени Маньяни, па которой держится весь фильм, рассказывает о практичности и мечтательности, о сумасшедшей материнской любви, о простодушных разбитых надеждах, о жестокости мира. Вспомните неугомонную горластую Линду в фильме М. Камерини «Мечты на дорогах». Несносная, сварливая жена, поглощенная погоней за куском хлеба, в трудную минуту становится любящей женщиной.
—
Прежде всего в фильме «Рим — открытый город». Затем «Любовь» Роберто Росселлини. Эта картина состоит из двух сорокаминутных новелл — «Человеческий голос» но рассказу Жана Кокто и «Чудо» на сюжет Федерико Феллини. Во второй я играю простодушную деревенскую пастушку Наннину, экзальтированную и не совсем нормальную. Однажды она встретила на горной тропинке незнакомца с белой бородой и приняла туриста за святого Джузеппе, решив, что он послан ей богом. Незнакомец, потворствуя иллюзии, соблазнил девушку. Она забеременела и в религиозном экстазе, решив, что она святая мадонна, рассказала о своей беременности в деревне. Сначала ее рассказ восприняли с усмешкой, потом — со злобой. Ее выгнали из деревни. В жалких лохмотьях, с тазом на голове она уходит куда-то в холмы и там, на крыльце старого, совсем заброшенного дома рожает. Роды открывают ей глаза, возвращают разум. Я хотела показать, что Наинина сохранила достоинство и внутреннюю силу.
Очень люблю «В городе ад» Ренато Кастеллани. В этой картине, как и в фильме «Мама Рома» Пьера Паоло Пазолини (эту роль я тоже считаю одной из лучших, хотя и с оговорками), я играла проститутку — коварную и человечную, наглую и деликатную. Мне кажется, что это одна из самых удачных моих ролей. Большое творческое удовлетворение доставило мне участие в фильме Луиджи Дзампы «Честный ангел». Наконец, одним из лучших своих фильмов считаю «Татуированную розу», поставленную в Голливуде и принесшую мне в 1955 году «Оскара».
Драматург Теннесси Уильямс увидел меня на экране и, хотя мы с ним не были знакомы, написал для меня пьесу, в которой я должна была играть на Бродвее. Но так как я не сильна в английском, Уильямс переделал пьесу в сценарий. За постановку «Татуированной розы» взялся Даниэль Манн. Не зная языка, я чувствовала себя несчастной. Режиссер Элиа Казан, мой большой друг, советовал мне забыть про язык. Играть, как всегда. «Нам нужна итальянская Анна Маньяни, а не Маньяни Голливуда», — говорил он. Казан вдохнул в меня смелость. По его совету я разделила лист бумаги, с одной стороны написала текст по-английски, с другой — по-итальянски.
«Мечты на дорогах»
Так я выучила роль. Я играла бедную швею-сицилианку Серафиму, эмигрировавшую с семьей в Америку, где у нее умер муж. Как и в «Чуде», это история преданной веры.
В Голливуде я снялась и в фильме «Племя беглецов», сценарий которого по своей пьесе «Орфей спускается в ад» тоже написал Уильямс, а поставил Сидней Люмет. Я играла роль леди Торренс, которую затравили и убили злоба, цинизм, пошлость. Снималась также в фильме Кьюкора «Бурный ветер». Но это была уже ординарная мелодрама. Мне было интересно встретиться с известными режиссерами, играть с Марлоном Брандо, Энтони Куином, Бертом Ланкастером. Но я не стала голливудской звездой. Осталась прежней Анной Маньяни. Может быть, я не всегда была достаточно строга в выборе сценариев, зато теперь, когда Голливуд предлагает мне миллионы, я отказываюсь от всех предложений.
— Почему?
— Я решила вообще отказаться от кино и посвятить себя театру. Мне нужны не реклама и успех, а возможность ежедневно исследовать свою работу, углублять интерпретацию. Последний раз я играла в театре десять лет назад. За эти годы я растеряла уверенность в своих силах. Когда Уильямс уговаривал меня вернуться в театр, я отказывалась. Только Франко Дзефирелли сумел своим энтузиазмом зажечь пламя, которое уже почти погасло в моей душе.
...Несколько раз во время наших бесед Анна Маньяни возвращалась к этой теме — теме неудовлетворенности своей работой в кино. Теннесси Уильямс писал о Маньяни: «Это самая великая актриса из живущих в наши дни. Она может играть и крестьянку и королеву». Может быть, это и так, но все дело в том, что Маньяни не хочет играть королев. Как и другие большие актрисы — Глория Свенсон, Бетт Дэвис, Марлен Дитрих, Ингрид Бергман, Вивьен Ли, — Маньяни нашла свою тему и создала свой образ. Она и сейчас верна тем же идеалам, которые вдохновляли ее, когда она играла Пину. Но ролей такой же глубины и силы ей не предлагают.