Зарубежный экран. Интервью

Черток С. М.

«Знают ли боги о нашем положении? — спрашивает старик Кабебе. — Раз они молчат, то мы не можем их гневить и должны подчиниться...». На языке диола Эмитай — племенное божество, «хозяин неба и войны». Это старый, высохший, причудливой формы ствол дерева без кроны. Красивые стройные юноши с отливающими сталью мускулами приносят ему жертвы, пока не решаются взять в руки копья, чтобы встретить ими вооруженных ружьями зуавов. Наивная и бесполезная вера в могущество бога сменяется в фильме верой в свои силы, свои руки. Призыв умирающего от пули вождя Джимеко «надо жить с копьем в руке» становится программой действий.

— Этот фильм, — рассказывает Сембен Усман, — впервые в Сенегале сделан целиком нашими силами и на наши средства — без помощи французов.

Подготовка

к съемкам и сами съемки заняли год. У нас была только одна камера и один звукозаписывающий аппарат. Мы снимали в деревне, где люди не только не видели, но даже не слышали о кино: мы впервые его показали там. Три четверти съемочной группы не знали языка диола, на котором говорят местные жители. Я сам родился в этом районе Сенегала, но принадлежу к другому племени, я — мусульманин, а диола — фетишисты. Сначала мы познакомились с духовным главой племени. Он выслушал нас, прочитал сценарий, пустил в священный лес... Можно было работать. Но нам нужно было заставить этих людей жить историей фильма. Ведь она основана на подлинных событиях, происходивших в этих местах тридцать лет назад. Женщины снимались в картине, не оставляя главное свое дело — возделывание риса. Наша единственная актриса Тереза Диоп работала с ними — и на поле и на съемочной площадке. Местные жители сами исполняли для фильма свои песни. Люди диола осознали важность фильма и внесли свой вклад в его создание.

— Не могли бы вы охарактеризовать нынешний этап развития африканского кино и назвать стоящие перед ним проблемы?

— Прежде всего я хочу сказать, что не нужно ждать чего-то особенного от прилагательного «африканский», так как пока что еще нет типично африканского кино. Некоторые уже пытаются говорить о тенденциях африканского кино. Это рано делать — мы все-таки только начинаем, и нужно подождать несколько лет, пока определятся направления. Драма кино Черной Африки заключается в том, что оно продолжает сохранять лабораторный характер. Рамки его ограничены экранами клубов, культурных центров и посольств. За исключением четырех-пяти случаев, ни один фильм не вышел массовым тиражом. Надо сказать откровенно, что африканское кино сегодня находится еще на стадии любительского кино. Мы все еще ясно не представляем, что хотим создавать. Будем ли делать фильмы протеста, фильмы полемические или наше кино будет нейтральным, спокойным, равнодушным?..

Кино должно показать материальные, общественные и моральные заботы современных африканцев — показать эти проблемы реалистично, во всем драматизме острых противоречий, показать реакцию африканцев на вступление в эпоху техники, на тревогу по поводу слаборазвитости, их влечение к новым формам жизни. Я глубоко убежден, что каждый фильм должен поднимать какую-то важную проблему, решать ее в той или иной степени или хотя бы подсказывать ее решение. Так ставили свои картины Эйзенштейн и Довженко, на творчестве которых я учился в Советском Союзе. Я не понимаю и не представляю африканского кино без проблем — ведь их так много на моем континенте. Во всех случаях нам нужно трезво оценивать и наши проблемы и уровень нашего кинематографа. Во всех случаях следует остерегаться мыслей и высказываний такого рода: «Я — африканец, я находился под гнетом колониализма, следовательно, я все делаю хорошо».

Чтобы понять положение, в котором находится кинематограф Черной Африки, нужно знать политическое положение в наших странах. За исключением Гвинеи, кино находится в частных руках, государство не помогает ему, и мы сами называем наше кино партизанским. У кинематографистов нет денег на постановку фильмов. И борьба за создание фильмов, за африканское киноискусство является для нас и политической борьбой. Можно ли всерьез говорить об африканском кино, если мы покупаем пленку в Европе и туда же посылаем ее для обработки, если прокат наших фильмов чаще всего осуществляется неафриканскими фирмами и организациями? Из-за границы же поступают скудные финансовые средства, которые нам удается раздобыть. Иначе говоря, иностранный капитал в значительной степени ограничивает творческую свободу деятелей африканской кинематографии. В странах Черной Африки нет или почти нет своей кинопромышленности. Кинопродукция в странах Черной Африки нерегулярна и держится скорее на энтузиазме кинематографистов, чем на твердой экономической основе.

Пока же почти сто процентов фильмов, которые демонстрируются на наших экранах, обязаны своим происхождением империалистическим странам. В этих фильмах нет проявления солидарности народов этих стран с борьбой народов Африканского континента, напротив, нам показывают только плохие фильмы. Борьба за хорошее кино в нашем случае является продолжением борьбы за независимость африканских народов. Мы за кино социалистическое. Мы не знаем, каким будет это кино, — это целиком зависит от радикальных перемен в жизни нашего общества. В противном случае не будет африканского кино. И поэтому мы целиком за эти перемены.

Я постоянно думаю о будущем нашего киноискусства. Наш долг — проложить ему дорогу. Этому я и посвящаю мою жизнь. Убежден, что мы добьемся своего. Когда я вижу зрителей, идущих смотреть африканские фильмы, я рад за Африку.

— Есть ли у вас проект нового фильма?

— Есть несколько сюжетов — исторический, о молодежи, о женщинах. Не знаю, с какого начать. Вероятно, первым будет фильм о восстании против колонизаторов под руководством Самори в конце прошлого века. Это выдающийся представитель сопротивления колониальным властям в Западной Африке. Талантливый политический деятель и полководец. Под его руководством в течение двух десятилетий африканские народы оказывали сопротивление колониальной армии. Колоссальная фигура Самори вдохновляет меня. Я хочу сделать о нем киноэпопею, рассчитанную на пять часов показа.

...Сембен Усман уходил неторопливой, спокойной походкой, поблескивая серебряным браслетом на руке. Писатель, драматург, поэт, режиссер, общественный деятель, солдат, марсельский докер, нежный сын и непреклонный борец, человек с черной кожей и светлой душой. В своем стихотворении «Путь» он говорит:

«По этому пути 

Я пойду 

Даже без ног. 

По этому пути 

Я пойду — 

Даже если бы ползти 

Не смог».

1967-1969-1971 гг.

Умару Ганда

Герой этого фильма — невысокий, неторопливый человек. Обыкновенный человек, как все другие. Негр из французской колонии Нигер, он был мобилизован в армию и вместе со своими соплеменниками отправлен воевать в другую французскую колонию — Индокитай. Доверчивый, трогательный человек, Кабаскабо (что в переводе означает толстокожий) уверен, что домой он вернется как герой, что там его ждут уважение и работа. Но оказалось, что его война не окончилась в Индокитае. Там он сражался с вьетнамскими патриотами и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь ему предстоит борьба за право жить и работать.

Ситуация типичная для африканских фильмов. Во многих из них мы видели солдат или студентов, которые провели несколько лет вдали от дома, а затем, вернувшись в родную страну, увидели, что им там нечего делать. Все эти фильмы, разные по месту действия и авторской манере, объединяет одна тема: пробуждение самосознания африканцев.

Картина «Кабаскабо» построена как цепь воспоминаний главного героя. Жестокая война в Индокитае, джунгли, кишащие паразитами, выжженная солнцем земля и глинобитные одноэтажные домики родины. Кабаскабо в мундире чинно шествует по улице.