Заря Айваза. Путь к осознанности
Шрифт:
Сначала он посмотрел на двух офицеров слева, а затем медленно переместил свой взгляд на двух офицеров справа. Медленное движение головы подчеркивало сильный взгляд его затуманенных глаз. Когда он смотрел на офицеров, те подтягивали животы и поднимали головы. Его язык жестов срабатывал, как резкая команда. Он прокашлялся и низким голосом произнес:
— Я хочу создать все условия для этого эксперимента. Понимаете, все!
— Будет сделано! — в один голос выпалили четыре офицера. Можно было и не сомневаться в этом, слыша их резкие звенящие голоса.
— Этот эксперимент поможет мне подтвердить идею о том, что, контролируя дыхание и звук, становится возможным
Мне отчетливо показалось, что меня выбрали для этого немыслимого эксперимента. Это чувство окатило меня волной. Лон не заставил меня долго томиться в таком состоянии. Он посмотрел на меня и сказал голосом, лишенным всякого пророческого тона:
— Ну, Боги, добро пожаловать. У меня нет особо времени. Это тебе и так ясно. Парни говорят мне, что ты готов учредить ОРГ в Чехословакии. Это так?
— Нет, — сам того не желая, ответил я, улыбаясь. Напряжение спало, и я почувствовал себя хорошо. — Не в Чехословакии, а в Югославии. Американцы всегда путают эти две страны.
После моих слов офицеры занервничали и явно расстроились, и на лице Лоуренса Мэйо появилась печаль. Настроение капитана радикально изменилось. Задумавшись на пару секунд, он сначала расширил, а потом сузил свои мясистые ноздри.
— Да одна херня, — произнес он. — Эти коммунистические страны даже хуже разлагающегося вонючего Запада.
— Возможно, вы и правы, — смиренно сказал я. Мое беспокойство начало исчезать, как и вера в то, что его сознательный разум обрабатывал информацию безошибочно, как какой-нибудь совершенный компьютер. — Я сделаю все возможное, но получится ли что-нибудь из этого, я не знаю. Как вы сказали, это коммунистическая страна. Любая организованная группа людей, находящаяся не в лапах коммунистической партии, расценивается как враждебная и подвергается гонениям.
— Не сомневайся, Боги! Ты знаешь, что чистое решение Монады обладает силой. Ничто не может остановить ее!
Я молча искал подходящие слова для ответа. Он продолжал:
— Мы окажем тебе всевозможную поддержку. Офис охраны, как и наши этические офицеры, будут прикрывать тебя. Они найдут способ, как разорвать эту непрочную сеть коммунизма. Тебе не следует представляться под нашим именем. Поначалу лучше представить ОРГ как группу, борющуюся против наркотической зависимости, что-то вроде Красного Креста или Армии Спасения. Наши ребята подумают над этим. К нашим процессам необходимо подключить людей из коммунистических институтов. Им нужно пообещать, что сексуальные проблемы будут решены, или что-то в таком духе. В основном, эти ублюдки — импотенты, а их дети — наркоманы и правонарушители. Нужно разоблачить их слабые места и надавить на них. Наши ребята из отдела Этики займутся этим. Твоя работа — собирать людей. Понимаешь? Чехословакия и будет этой самой непрочной сетью, где мы и вдарим по свинарнику коммунизма.
Я рассмеялся почти во все горло:
— Да не Чехословакия, а Югославия, Югославия…
Лоуренс Мэйо поднял руку и очертил в воздухе полукруг, намекая на то, чтобы я замолчал.
— Что-о-о?! Ты еще будешь поправлять меня?! — Ноздри капитана расширились, и его голос обрел силу отвергнутого мессии.
— Я всего лишь хотел избежать возможной путаницы и указать вам…
— Нечего мне тут указывать! — Его голос усилился и лицо покраснело. Офицеры опять оцепенели в напряженной тишине. — Ты должен молчать и слушать. Это понятно?
У меня в горле застряли слова, которыми я хотел обозначить возможности учреждения ОРГ в Югославии. Мой мир разрушался на части. Передо мной находился человек, обучивший тысячи людей идеальному общению, однако сам пренебрегал основными принципами. Благодаря ему я осознал важность использования слов с ясным значением. О таком предостережении говорилось на первых страницах всех материалов. Сильное чувство несправедливо полученного упрека, разочарования охватили меня. Раньше я был готов пойти на что угодно, чтобы учредить сциоларгию в Югославии, но теперь ее источник казался совершенно не заслуживающим той цели, ради которой я был готов пойти на все, не говоря уже о расходах. Я испытывал столь знакомое мне давнее ощущение — словно горячая пустота заполняла мой желудок, в пальцах пульсировала кровь, их кончики покалывало, точно булавки с иголками втыкались мне в кожу. Изо всех сил сдерживая себя, я тихо произнес:
— Прошу прощения сэр, из ваших учений я понял, что неправильно понятое слово всегда порождает замешательство в сознании.
Капитан покраснел еще больше, над его бровью вздулась толстая голубая вена.
— Что, — закричал он, — прояснять для меня замешательство?! Кто привел тебя сюда, сукин ты сын?!? — Он взглянул в сторону испуганных офицеров. — Тебя изолируют на десять лет, тварь ты такая! Хренов сучок! Мать!..
Мои вера, надежда и убежденность в том, что Лон Хибнер являлся поразительной Монадой, которая возглавила борьбу за очищение планеты и всей этой части вселенной, что мне выпала редкая удача помочь ему в великом деле, исчезли в одно мгновение. В водовороте закипавшего чувства праведного протеста передо мной внезапно промелькнул образ матери: ее вспотевшее красное лицо, опухшие руки от стирки грязной одежды семьи в ванной, в то время как отец почитывал газетенки.
— Оставь мою мать… оставь ее в покое. Слышишь меня?!
Капитан широко открытыми глазами ошеломленно и с недоумением посмотрел в мою сторону. Все действие продлилось не больше нескольких секунд, после чего он с силой ударил своим большим кулаком по столу, так что пепельница, пачка сигарет и телефон с разноцветными кнопками подскочили вверх. Он встал со стула и проорал:
— Собираешься угрожать мне?! Сраный ублюдок! Да твоя мать точно вонючая коммунистическая шлюха! Изолировать! Сейчас же! Чего вы стоите, подонки?!
Дотоле цепеневшие от ужаса офицеры рванулись ко мне. Один схватил за волосы и потянул их назад, в то время как другой болезненно скручивал руку, так что сухожилия готовы были лопнуть. Кто-то схватил меня за ногу и опрокинул на пол. Я заметил испуганный взгляд Лоуренса Мэйо, его руку и почувствовал, как он начал сжимать мне шею. Я хотел выкрикнуть: «Да пошли вы, я сам уйду!» — но не мог произнести ни слова из-за его сильного захвата. Они поставили меня на ноги и поволокли наружу. Капитан продолжал материться, находя все новые и новые слова. Дверь закрылась, и его голос внезапно стих. Меня стащили по каменной лестнице в подвал.