Защитник Драконьего гнезда. Том второй
Шрифт:
Кулаки Лаэрта сжимаются и разжимаются, по стенам бегут тени – и это не тени человека. Внезапно довольно просторная комната будто съеживается – и в ней почти не остается места. Изабелла пытается отступить, но не может сделать и шага.
— Я знаю, что ты встречалась с ним, - это уже не голос человека, это рык, глубокий и раскатистый, точно накрывающая с головой лавина. – С ублюдком Анвилем. Вас видели вместе!
— Кто бы тебе что ни сказал – это ложь, - Изабелла
— Так ли это, Ваше Величество? – скалится король – и его ощеренные зубы больше походят на бритвенно-острые клыки. – Не вы ли любили это ничтожество? Не вы ли вздыхали по нему и мечтали разделить с ним постель?
— Я не делила постель ни с кем, кроме вас! – в голосе Изабеллы прорезается сталь. – И вам это известно лучше, чем кому бы то ни было.
— Верные мне люди утверждают обратное. Не далее, как месяц назад вы изволили посетить монастырь пресвятой Евгении. Или вы и это будете отвергать?
— В монастыре я действительно была, но вы об этом знали заранее. Я совершенно точно говорила вам о поездке и никакого секрета в этом никогда не было.
— Конечно, - растягивает гласные Лаэрт, - единственное, о чем вы забыли мне сообщить, что в это же самое время там молился ублюдок Анвиль.
— Его там не было!
– неожиданно громко, почти криком.
– А если бы даже и был - я давала вам клятву пред ликом Безначального отца нашего. И если для вас, дражайший супруг, клятва Отцу нашему не значит ровным счетом ничего, то для меня она - закон.
Он нависает над королевой - огромный, широкоплечий, с глазами-углями, из которых черными клубами струится удушливый дым. Уже почти не человек - зверь, сосредоточение мощи и ненависти, которые выплескиваются через край давно уничтоженного самообладания.
— Я! Вам! Верна!
– По словам, срывая горло, с текущими по щекам слезами.
– Или значение слова «верность» вам не известно? Как и вашим любовницам. Вы смеете бросать в меня грязью, в которой давно увязли с головой. Нет! Верьте, кому хотите. Даже вашим шакалам, что рады стаскивать к вашим ногам всю падаль, которую только отыщут по углам Артании. Но не смейте, слышите, не смейте марать мое честное имя! Не вам, человеку без чести и совести, раскрывать на меня свою грязную пасть!
Последние слова королева произносит почти шепотом. Ее плечи опадают, а руки висят вдоль тела неподъемными плетями. Она едва стоит на ногах, а потому вынуждена облокотиться о спинку стоящего возле стены кресла.
— Вы сошли с ума, - кивает на стену, испещренную странными символами и росчерками, больше походящими на какие-то оккультные фигуры или одну большую фигуру.
Это
— Я смотрю в будущее, - неожиданно ровным голосом отвечает Лаэрт. Тени, еще недавно исходящие в агонизирующих танцах на стенах, опадают, а потом исчезают без следа. Исчезают и призрачные рога на голове короля. Теперь о его недавней ярости напоминают только едва тлеющие глубины глаз.
– В отличие от вас. Что ж, я надеялся на вашу откровенность, но теперь она уже не имеет значения. Я убью вашего любовника. Сотру с лица земли его замок и засыплю его землю солью. Я уничтожу память о нем. В том числе - в вас самой.
Изабелла бледнеет. Видно, как старается сохранить лицо, но нервы подводят ее.
— Я сама убью тебя, если посмеешь причинить Анвилю вред.
— Сделайте милость, Ваше Величество, развяжите мне руки и помогите поскорее стать вдовцом.
Его глаза вспыхивают, вся комната озаряется кроваво-алым пульсирующим светом.
— Никогда не смей угрожать мне, женщина! – от рокота его голоса, кажется, вот-вот рухнет потолок.
Лаэрт шагает к жене и касается ладонью ее щеки. Движение абсолютно неопасное, больше похоже на то, как любящий муж хочет приласкать свою жену.
Изабелла кричит. Отчаянно, надрывно.
И я чувствую вонь горящей плоти.
Он держит ее свободно рукой, а она бьется в его хватке, падает на колени – и только тогда Лаэрт прекращает пытку. Лицо Изабеллы – окровавленная открытая рана, за которой даже не видно глаза.
Меня все же разрывает на части и выбрасывает в раскаленную пропахшую кровью реальность.
Долго валяюсь на пыльном полу, пока обретаю силы хотя бы открыть глаза и тут же снова зажмуриваюсь - дневной свет полосует по сетчатке, точно в полдень взглянула на солнце.
Во рту противно от кислого привкуса - набираю в легкие воздуха и кое-как сплевываю перед собой вязкую красноватую слюну. Надеюсь, за всем этим безумием просто прикусила себе язык. Если кровь поднялась из легких – дела мои не очень хорошо.
Собственное лицо так сильно пылает фантомной болью, что даже касаюсь его пальцами. Нет, крови нет, шрам на месте.
Какой ужас!
Как она кричала!
Глава семнадцатая: Изабелла
Глава семнадцатая: Изабелла
Наверное, впервые пошевелиться решаюсь не раньше, чем минут через двадцать. А то и больше. Ощущение времени какое-то скачкообразное, точно выключаюсь и снова включаюсь, причем сама не понимаю, когда это происходит. Но, в конце концов, все же усаживаюсь прямо на пол, немного прислоняясь к креслу.