Засекреченный полюс
Шрифт:
– Ладно травить, - сказал Саша, явно заинтересовавшись.
– А какие они на вид? Что, похожи на настоящих женщин?
Все замерли, поняв, что рыбка схватила наживку, в ожидании продолжения розыгрыша.
И тут моя фантазия разыгралась вовсю: что значит похожи? Да они сделаны просто классно. Личики как у киноактрис, глаз не оторвешь. Волосы - настоящие. Грудки и все прочее - ничего не забыто. Если одеть в платье - не отличишь от живой.
– Так они же холодные?
– Их перед использованием надо заполнить горячей водой - и никаких проблем.
– Ух-ты, - воскликнул Саша, кажется, окончательно поверивший моему рассказу.
– Это не их привезли в МАГОН перед отлетом в красивых ящиках с большими красными крестами?
– подыграл мне Миляев, мгновенно оценив комизм ситуации.
– В них самых, - подтвердил я, из всех сил стараясь сохранить серьезность.
– Подумаешь, доктор, удивил, - сказал Яковлев, у которого в глазах под толстыми линзами очков запрыгали черти.
– Да америкашки давно до этого додумались. Они чуть ли не каждую экспедицию снабжают резиновыми красотками.
– Только дело в том, - сказал я, изобразив на лице эдакую растерянность, - что мне передали их для проведения половых испытаний, чтобы наладить массовый выпуск, а я так до сих пор и не решил, кому доверить это ответственное дело. Их ведь всего две штуки, а нас одиннадцать. Может, Михал Михалыч, вы решите, как поступить?
– Нет уж, доктор, вы сами решайте эту проблему, - сказал Сомов, отвернувшись, чтобы скрыть улыбку.
И тут Дмитриев не выдержал:
– Может, ты меня возьмешь в испытатели? Ей-ей, не подведу.
– Нет, дружище, - глубокомысленно изрек я, - ты человек эмоциональный, еще чего-нибудь не так сделаешь, порвешь или испортишь, а мне потом расхлёбывай. Они ведь кучу денег стоят. Экспериментальные же. Да и потом надо отчет подробный написать, а ты человек занятой.
– Напишу, честное слово, напишу. Вот тебе крест, - разгорячился Саша, обиженный моим недоверием.
– А насчет материальной ответственности, так ты не беспокойся. Если хочешь, хоть сейчас расписку напишу.
Тут же на столе появился лист бумаги, и чья-то услужливая рука протянула карандаш.
Под мою диктовку он вывел каллиграфическим почерком: "Расписка. Я, гидролог дрейфующей станции "Северный полюс-2" Дмитриев А. И., получил от врача экспедиции резиновую женщину системы "спермогон" для проведения половых испытаний сроком на 10 дней. По окончании испытаний обязуюсь представить подробный научный отчет. В случае повреждения объекта готов нести полную материальную ответственность".
Саша поставил свою заковыристую подпись. Я аккуратно спрятал в карман расписку, стараясь не смотреть на товарищей, которые буквально давились от хохота.
– Ну что, пошли, - сказал он, поднимаясь.
– Куда пошли?
– спросил я, изображая изумление.
– Как куда? За женщиной.
– Да ты с ума сошел? Я же "при буфете".
– Пусть Зямочка в твое отсутствие покомандует.
– Нет уж извини, Саша. Придется потерпеть до утра. Завтра сходим на склад, распакуем ящики и испытывай себе на здоровье.
Дмитриев смирился. Но, как оказалось, он еще до подъема сбегал на склад и переворошил там все в поисках желанного груза.
Впрочем, уже в обед, под градом ехидных вопросов, он понял, что попал впросак. Он было обиделся, но природное добродушие взяло свое.
– Ну, доктор, держись. Попомню я тебе резиновых женщин.
– Он помолчал и вдруг, широко улыбнувшись, сказал: - А все-таки жаль, что это только розыгрыш.
8 ноября.
Притащившись поутру в кают-компанию, еще полусонный, я принялся наводить порядок на камбузе. Прежде всего надо было вымыть гору грязной посуды, оставшейся от вчерашнего пиршества. Быстро включив обе газовые конфорки, я наполнил снегом баки, налил спирт на примусный лоточек и, когда горелка раскалилась, заработал поршнем. Примус весело загудел, за ним второй. Я было хотел поставить на него бак со снегом, как вдруг обратил внимание, что примус упорно не хочет стоять вертикально.
Осмотрев его, я с удивлением обнаружил, что днище бачка приняло странную полушаровидную форму. Я тут же исследовал второй примус. С ним произошла та же историю. Не раздумывая о причинах столь странного явления, я ногой вытоптал в полу лунки, вставил в них разбухшие примусные баки и уселся рядом, страшно довольный своей сообразительностью. Неожиданно в кают-компании появился Комаров.
– Ну как дела?
– осведомился он.
– Да вроде ничего, все нормально, только с примусами что-то странное приключилось. Бачки немного выдуло.
– Выдуло, говоришь?
– встревоженно спросил Комаров.
– А ну дай поглядеть.
Я снял бак со снегом и приподнял примус над лункой. Комаров посмотрел и ахнул:
– А ну быстрей туши их к чертовой матери. Ты что, сдурел? Они же вот-вот могут так жахнуть, что ни от палатки, ни от тебя ничего не останется. Это же надо быть идиотом, чтобы сварганить примус, работающий на бензине, и не позаботиться укрепить днище.
Я послушно погасил оба примуса и выбросил их из палатки в сугроб.
– Чего ж теперь делать, Михал Семеныч? Ведь снег таять не на чем.
– Ладно, не тужи, доктор. Я сейчас принесу еще одну плитку, у меня она осталась в загашнике, и паяльную лампу. Все будет тип-топ.
Только когда Комаров ушел, я всерьез задумался над его словами и ужаснулся, представив, как с грохотом взрываются примуса и... У меня даже мурашки побежали по спине. Но потеря примусов создавала непредвиденные трудности. Однако настоящие трудности были еще впереди.
Поздно вечером, когда я вернулся в свое жилище и, забравшись в спальный мешок, задремал, палатка неожиданно содрогнулась от сильного толчка. Со стола попадали кружки, книги, банки с лекарствами. С грохотом шлепнулся на пол тяжелый стерилизатор с инструментами. Нас словно выдуло из спальных мешков. На ходу натягивая шубы, мы выбрались наружу.