Засекреченный полюс
Шрифт:
– Устраивайтесь, Виталий Георгиевич, - сказал Зяма, сбрасывая шубу, - занимайте вон ту свободную койку и располагайтесь как дома. Это ведь надолго.
Дмитриев, накрыв ящик чистым полотенцем, поставил на него закипевший чайник, пачку печенья, банку сгущенного молока и блюдечко с сахаром, а я, покопавшись в чемодане, извлек запасенную для новоселья бутылку армянского коньяка и коробку шоколадных конфет.
– Богато живете, - раздался голос Миляева, высунувшего голову из-за откидной двери.
– Гостей принимаете?
– С превеликим удовольствием, - отозвался я.
За ним "на огонек" забежали Костя, Курко и Гурий Яковлев. Посыпались вопросы: как там на Большой земле, какие новости. Но я ораторствовал недолго, вскоре почувствовав, что семичасовой полет и волнения последних дней дают о себе знать.
Гости заметили мое состояние и, распрощавшись, удалились. Я развернул спальный мешок на волчьем меху, запихнул в него пуховый вкладыш и, быстренько раздевшись, залез в него с головой.
Минут десять я ворочался, стуча зубами от холода, пока наконец мое "гнездо", промерзшее на морозе, не согрелось и приятное тепло не проникло в каждую клеточку моего тела. Наконец, сморенный усталостью, я погрузился в сон.
– Пора вставать, доктор, - услышал я сквозь дрему голос Дмитриева.
Он уже поднялся, зажег газ и паяльную лампу. В палатке было относительно тепло. Я выполз из мешка, совершил первое омовение ледяной водой, сразу прогнавшей остатки сна.
– Пошли на склад, - сказал Дмитриев, - примешь от меня хозяйство. Покажу тебе наши запасы продуктов, где что лежит.
Склад размещался в старой брезентовой палатке рядом с кают-компанией. Хотя за прошедшие месяцы дрейфа запасы продуктов поубавились, но вдоль стенок выстроились еще с десяток больших мешков с крупами, сахаром, сухими овощами, бумажные мешки с макаронами, банки с яичным порошком, ящики с консервами, коробки со сливочным маслом, мясными полуфабрикатами и копченостями. У входа в склад возвышался холмик из замерзших оленьих туш, доставленных последним рейсом с материка, и мешков с какой-то рыбой.
– Вот расходная ведомость. В ней все как в аптеке, - сказал он, протягивая толстую тетрадь.
– Все сальдо-бульдо. А вот в этом, - он ткнул пальцем в большой фанерный ящик, - горячительное.
– Он извлек из ящика полулитровую бутылку с надписью "Спирт пищевой" и, сделав серьезное лицо, заметил: - Выдавать его будешь только по личному разрешению Михмиха. Усек?
– Усек, - сказал я, ухмыльнувшись, и, оглядев свое хозяйство, подумал, что мне придется затратить немало трудов, чтобы в будущем быстро находить нужные продукты.
– Ну вот и все, - сказал довольно улыбаясь, экс-кладовщик.
– Теперь тебе и карты в руки. А сейчас идем в кают-компанию. Познакомишься со своим рабочим местом.
Кают-компания находилась в просторной палатке КАПШ-2. При свете трех лампочек она выглядела довольно уютно. Справа от входа стоял длинный, сколоченный из папиросных ящиков стол человек на двадцать, покрытый растрескавшейся, когда-то зеленой с цветочками клеенкой. Стулья заменяли деревянная скамья и с десяток знакомых мне по экспедициям жестяных банок, обшитых брезентом, с аварийными пятнадцатисуточными пайками. В дальнем конце виднелась полочка с книгами. Слева от входа помещался собственно камбуз: две двухконфорочные плитки, соединенные шлангом с газовым баллоном, установленным рядом с палаткой, небольшой разделочный стол, иссеченный шрамами, фанерный ящик-шкаф со стопкой кое-как вымытых алюминиевых тарелок, пяток кастрюль и сковородок разных размеров и большой закопченный алюминиевый бак. Сбоку разделочного стола выглядывал толстый черный шланг, обернутый куском оленьей шкуры, с краником на конце.
– Это наш водопровод, - пояснил Саша.
– Там за стенкой установлена бочка со снегом. Его заготавливает дежурный. Он же должен следить, как работает АПЛ. Так что водой ты будешь обеспечен. Ну ладно, командуй, а я пошел помогать гидрологам, - сказал Дмитриев и шагнул за порог.
Я зажег все четыре конфорки, повесил на крючок свою "француженку", сел на скамью и, достав трубку, закурил. Итак, я заступаю на многомесячное дежурство на кухне, вернее на камбузе, ибо, как я понял с первых минут пребывания на льдине, здесь давно привилась морская терминология. Дежурство называлось вахтой, кухня - камбузом, повар - коком, беседы - травлей и т. п.
Как-то сложатся мои дела? Сумею ли я научиться так готовить, чтобы не вызвать неудовольствия моих товарищей? То ли дело было раньше, до моего прибытия на станцию. Все дежурили на камбузе по очереди и, естественно, любую кулинарную неудачу кока сносили молча. Каждый твердо усвоил: сегодня ты, а завтра я, и это помогало сдерживать эмоции.
Но теперь, теперь все шишки будут доставаться мне и их, вероятно, достанется немало на мою долю. Вся надежда была на "Книгу о вкусной и здоровой пище". Узнав, что отправляюсь на станцию, я позвонил маме в Кисловодск и попросил срочно выслать этот фолиант авиапочтой. Мама никак не могла понять, зачем в Москве мне понадобился сей кулинарный гроссбух. Никакого толкового объяснения я заранее не придумал и лишь промямлил, что собираюсь в экспедицию, пусть не волнуются из-за отсутствия писем, чем надолго поселил тревогу в сердцах родителей.
И кому только пришла эта бредовая мысль родить гибрид доктор-повар? Впрочем, она была не так уж нова. И видимо, в основе ее лежало убеждение высоких начальников, что врач в экспедиции от работы не переутомится, ибо в Арктике люди почти не болеют или, во всяком случае, значительно реже, чем на материке. Эдакие чудо-богатыри. И хотя жизнь давно опровергла это странное убеждение, но идея совместительства твердо засела в головах начальства, подкрепленная рассуждениями об экономии государственных средств.
Мой поварской дебют состоялся в тот же день. Не рассчитывая на свои поварские таланты, я "налег" на закуски, уставив стол всевозможной консервированной снедью из свежепривезенных запасов. В качестве горячего блюда я избрал свиные отбивные из полуфабрикатов, жарить которые научился в предыдущих экспедициях. Чтобы придать блюду большую привлекательность, я густо посыпал мясо зеленым луком, который после долгих уговоров выпросил у шеф-повара шмидтовской столовой. Гарниром послужила жареная картошка, которую я упрятал в спальный мешок, чтобы она не замерзла во время полета на станцию.
Скорость, с которой исчезало изготовленное мной кушанье, и требования добавки свидетельствовали, что мой дебют состоялся. Я благодарно выслушивал комплименты в свой адрес, хотя прекрасно понимал, что эта "ласточка" весны не сделает, поскольку запасы свинины и свежего картофеля у меня кот наплакал.
Когда обед подошел к концу и на столе появились железные кружки с чаем, начальник радиостанции Костя Курко, тяжело отдуваясь после сытной пищи, сказал:
– Обед вы, доктор, соорудили отменный. Теперь потравили бы малость. А то свой репертуар мы уже наизусть знаем. Вася Канаки рассказывал, что травить вы большой мастер.