Засекреченный полюс
Шрифт:
Летчиков окружили, жали им руки, поздравляли с успешной посадкой - первой в мире посадкой тяжелого многомоторного самолета на лед в полярную ночь.
Пока экипаж с помощью зимовщиков разгружал машину, Задков, прихватив Комара, отправился осматривать летную полосу. Когда они вернулись, по довольному, обычно неулыбчивому лицу Задкова мы поняли, что наши труды не пропали даром.
– Молодец, Михал Семенович, - сказал Задков, - полоса просто отличная. Сказать честно - не ожидал.
– Тогда пошли пить чай, - сказал Сомов.
– Извини, Михал Михалыч, почаевничаем в следующий раз. Следом за нами летит Титлов. Надо ему освободить место.
– Хозяин - барин, - улыбнулся Сомов, - только у меня к тебе просьба. Хочу слетать с тобой на Шмидт, зуб вырвать. А то уже три дня мучаюсь. Терпежу никакого нет.
– Ну как отказать такому знатному пассажиру? Места у нас хватит.
Пока Сомов сходил в палатку за портфелем, экипаж, закончив разгрузку, преподнес нам неожиданный и весьма приятный подарок - мешок со свежим картофелем и ящик с репчатым луком (тоже не мороженым).
Не успели растаять в темноте огни Пе-8, как снова послышался гул самолетных двигателей, и через несколько минут мы уже копошились у грузовой дверцы, перетаскивая свертки оленьих шкур, банки с пельменями и пятнадцатисуточными продовольственными пайками. Улетая, Титлов захватил наших верных помощников - лаек, честно отработавших свой корм.
2 ноября.
Мы снова волнуемся, поджидая самолет Задкова. Но все прошло благополучно. Он снова отлично посадил свой тяжелый бомбардировщик на ледяное поле и, оставив экипаж разгружать машину, пошел передохнуть в кают-компанию. Вместе с ним на станцию вернулся Сомов. За чаем, все еще держась за щеку, он поведал нам о своем визите к шмидтовскому зубному врачу. Тот прямо из кожи лез, чтобы выведать, откуда на его голову свалился необычный пациент. Вроде ни одного самолета с Большой земли не было, да и лицо незнакомое.
Но пациент хранил гробовое молчание и лишь ойкнул, когда злополучный зуб выдернули из десны и он звонко шлепнулся в эмалированную кювету. Этот рейс был последним, и Задков, попросив вахтенный журнал, сделал прощальную запись:
"Нельзя не отметить и не оценить по достоинству напряженный труд коллектива, в сочетании с российской смекалкой, в создании посадочной площадки на паковом льду. Площадка совершенно ровная и поддерживается в хорошем состоянии. Неоднократным приемом самолетов различных типов, включая четырехмоторный тяжелый корабль, полярной ночью коллектив открыл новую страницу в освоении Центрального Полярного бассейна. Задков, Зубов".
Перед отлетом в кают-компании вновь появился бортмеханик Иван Кратаев и, широко улыбаясь, положил на пол мешок. Мешок шевелился, издавая странные звуки, похожие на тихое похрюкивание.
– Это вам, доктор, персональный подарочек от членов экипажа.
Он развязал мешок, и из него высунулись пятачки живых поросят.
– Ну, доктор, - рассмеялся Сомов, - хорошую свинью вам подложили летуны.
Подарок был явно неожиданный, и я несколько растерянно взирал на двух упитанных поросят, выползших из своего убежища. Бедняги дрожали от холода, и я, загнав их обратно в мешок, потащил в свою палатку, где включил на полную мощь обе газовые конфорки. Немедленно палатка наполнилась советчиками-остряками, а пришедший в полный восторг Ропак то и дело норовил лизнуть поросят прямо в черные холодные пятачки.
Коля Миляев не упустил случая прокомментировать это событие украинской пословицей: "Не мала баба клопоту, той купила порося".
4 ноября в последний (восьмой) раз прилетел Титлов. К неописуемой радости Комарова, в кабине самолета оказался автомобиль ГАЗ-64. Его выволокли по толстым доскам на снег. И хотя машину доставили в разобранном виде, Комаров то и дело похлопывал рукой по остывшему металлу, приговаривая: "О це вещь. Он нам еще, голубчик, послужит".
С самолетом Титлова нас покидают "последние из Могикан" - Благодаров, Яцун и Зайчиков, а вместе с ними Трешников и Водопьянов.
Все собрались в кают-компании, выпили по прощальной чарке спирта. А в вахтенном журнале появилась новая запись:
"Уходя от вас последним самолетом на материк и оставляя ваш маленький коллектив на долгую и суровую полярную ночь, хотим заверить вас в том, что летный состав полярной авиации всегда с вами. В любую точку на льду мы прилетим к вам, если нужна будет наша помощь. Уверенно и спокойно продолжайте выполнение возложенных на вас задач.
Мы восхищены вашей работой и мужеством, которое вы проявляете ежедневно, а в особенности в дни организации аэродрома и приема самолета в суровую полярную ночь Арктики.
Желаем вам успешной работы, бодрости духа.
Жмем ваши руки.
Экипаж Н-556: Титлов, Сорокин, Федотов, Шекуров, Челышев, Водопьянов".
Вдоль полосы расставили банки с соляркой и ветошью и из нескольких составили Т.
– Ну что ж, - сказал Водопьянов, - присядем по русскому обычаю перед дорогой.
Мы молча расселись вокруг стола. Я оглядел моих новых друзей. Зайчиков опустил голову. По его щекам стекали слезы. Всегда веселый Вася Канаки мрачно теребил свою бородку. Только Женя Яцун, верный своему долгу кинооператора, возился с камерой, перезаряжая в какой уж раз пленку.
– Пора, Михал Васильевич, - сказал, поднимаясь, Титлов, и первым вышел из палатки. За ним потянулись остальные.
Итак с отлетом Титлова обрывается живая связь с Большой землей. Остается только радио, но разве оно, передающее и принимающее лишь строчки цифр закодированных сообщений, может заменить живое общение с людьми?
Вот уже хлопнула дверца кабины, и Титлов, приоткрыв остекление пилотской, последний раз помахал рукой. Вздрогнули винты, загудели, набирая обороты, двигатели. Самолет покатил к концу полосы и, развернувшись против ветра, остановился и, взревев двигателями, помчался по аэродрому. Вот колеса оторвались от ледяной поверхности, и машина, быстро набрав высоту, исчезла в густых ночных облаках. Теперь мы надолго остаемся одни, отрезанные от мира.
Жалобно повизгивая, жмется к ногам маленькая сучка Майна. Ее и лохматого пса Тороса завезли к нам последним рейсом. Спать никому не хочется, а поднявшийся ветер, грозя перейти в пургу, вынуждает нас заняться перевозкой грузов с аэродрома в лагерь. За работой ночь прошла незаметно.
Возвратившись в палатку, я обнаружил шевелящийся мешок. Поросята! Я совсем забыл об этих бедолагах за лагерными хлопотами. Но что с ними делать дальше?
Макар Макарович Никитин, заглянув к нам в палатку, приподнял оленью Шкуру и, увидав дрожащих от холода хрюшек, покачал головой.