Засекреченный полюс
Шрифт:
– Вроде бы знаком. И в академии в кружке занимался. Да и в Ефремове хожу в больницу. Там хирург - отличный мужик, дает мне ассистировать.
– А ну-ка давай свои координаты. Может быть, у нас что-нибудь получится.
Он подробно записал в блокнот мои биографические данные и поднялся.
– Я, пожалуй, пойду в штаб. А сюда загляну попозже.
Прошло почти полгода. Меня перевели в Тулу. Я уже и забыл о нашем разговоре под сенью березы, как в середине февраля в двери квартиры, которую я снимал у милейшей Петровны, громко постучались.
На пороге стоял молодцеватый майор с повязкой помощника дежурного по штабу корпуса.
– Капитан Волович?
– спросил он.
– Вас к командующему вызывают.
Через десяток минут я уже поднимался по лестнице штаба и следом за
Я доложил, как положено, и замер по стойке "смирно".
– Ты на Северном полюсе бывал?
– неожиданно спросил Добровольский, посмотрев на меня в упор.
– Никак нет, товарищ командующий.
– Значит, будешь. Даю тебе на сборы два часа. Получишь документы и отправишься первым же поездом в Москву. Завтра утром явишься в Главное управление Северного морского пути. И смотри не подведи. Помни, что ты десантник. Понимаешь: десантник, - повторил он.
Утром прямо с Курского вокзала я поехал на улицу Разина, 9. В этом старинном особняке размещался знаменитый "Главсевморпуть".
Получив пропуск, я поднялся в приемную и, открыв тяжелую, до потолка дверь, вошел в кабинет. Он был заставлен громоздкой, обитой коричневой кожей мебелью. С потолка свисала огромная люстра, переливаясь искрами хрустальных подвесок. Окна, выходившие в переулок, были наглухо зашторены коричневыми бархатными портьерами. Комната была полна людей. Они сидели в глубоких креслах, на ручках дивана, на стульях с высокими резными спинками. Все были увлечены беседой, от чего в кабинете стоял легкий гул. Справа от двери за столом, не уступавшим по размеру бильярдному, сидел, склонившись над бумагой, грузноватый мужчина с ежиком седых волос, с мохнатыми, словно тронутыми инеем бровями. На нем была потертая кожаная летная куртка на "молнии" с золотой звездочкой Героя Советского Союза. Это же Водопьянов, тот самый знаменитый Водопьянов, чьи портреты не сходили со страниц газет со времени челюскинской эпопеи и высадки папанинцев на Северный полюс. Я подошел к столу и закашлялся, чтобы обратить на себя внимание. Водопьянов оторвался от бумаг и вопросительно посмотрел на меня.
Я отрапортовал как положено.
– Никак доктор прибыл?
– сказал он, улыбнувшись одними глазами.
– Парашютист?
– Так точно.
– Знаешь, зачем вызвали?
Я пожал плечами.
– Ладно, сейчас тебе все объясню. Ты назначен флагманским врачом Высокоширотной воздушной экспедиции. Полетим в Арктику. Твоя задача - лечить от всяких хворей, но, главное, если что приключится с самолетом, спрыгнуть к нему на парашюте и оказать помощь экипажу. Усек?
– Усек, товарищ генерал.
– Ты это брось - генерал, генерал. У нас так не принято. Называй Михаил Васильевичем. Ну это так, к слову пришлось. Сейчас иди к начальнику полярных медиков Шворину. Он тебя подробно просветит.
Борис Исаевич Шворин был человеком неординарным. Высокий, чуть полноватый, с большим лбом мыслителя, он сразу покорил меня своей интеллигентностью и душевностью. Усадив в кресло, он долго расспрашивал меня о житье-бытье. Старый, опытный полярник, он отлично разбирался во всех вопросах арктической медицины. Позже, во время экспедиции я не раз с благодарностью вспоминал его мудрые советы. Я слушал его внимательно, стараясь не упустить ни одного слова, и лишь по временам искоса бросал уважительный взгляд на орден Ленина, поблескивавший на лацкане его модного пиджака, - награды по тем временам крайне редкой.
В отделе кадров, куда я отправился из шворинского кабинета, мне вручили мандат с синим штампом "Главное управление Северного морского пути", свидетельствовавшим, что "гвардии капитан медицинской службы Волович В. Г. находится в распоряжении Главсевморпути при Совете Министров СССР с 15 февраля 1949 г. для выполнения особого задания".
Глава II НА ШТУРМ АРКТИЧЕСКИХ ТАЙН
В конце марта 1949 года с подмосковного аэродрома с загадочным
Исследованиями руководили виднейшие полярные ученые геофизики Е. К. Федоров, М. Е. Острекин, океанологи Я. Я. Гаккель, В. X. Буйницкий, М. М. Сомов, А. Ф. Трешников, А. Г. Дралкин, П. А. Гордиенко, В. Т. Тимофеев, Л. А. Балакшин, метеорологи-аэрологи Е. И. Толстиков, К. И. Чуканин, В. Г. Канаки.
Оказавшись в компании этих замечательных людей, я поначалу чувствовал себя не в своей тарелке. Я был не только самым незнаменитым, но и самым молодым. Однако полярники народ особый, и я вскоре "прижился", приобрел уверенность, а после нескольких удачных операций по выправлению вывихов, лечению простуды и удалению зубов был признан "своим".
Но моя главная задача заключалась в другом. Посадка на льдину, выбранную с воздуха, всегда связана с немалым риском. Даже самый опытный глаз не всегда может обнаружить препятствие, скрытое под снежным покровом, жесткие, как бетон, заструги, запорошенную снегом трещину, притаившийся ропак. Могла случиться и вынужденная посадка. Вот тогда мне предстояло спуститься на парашюте к месту происшествия для оказания помощи пострадавшим.
Правда, до сего времени лишь один человек прыгал с парашютом в северных краях - Павел Буренин. Но сама идея использования парашютов в Арктике родилась в конце тридцатых годов, после появления в газете "Известия" фантастического рассказа "Десант на полюс", автором которого был Маврикий Слепнев, летчик герой челюскинской эпопеи.
Рассказ М. Слепнева вызвал оживленную дискуссию специалистов-полярников: какому методу отдать предпочтение - посадке самолета или парашютному десанту? Полярные летчики и ученые давно вынашивали мысль об организации на полюсе длительно действующей научной дрейфующей станции.
За посадку самолета на льдину ратовали известные полярные асы М. Водопьянов, В. Молоков и сам М. Слепнев - первые Герои Советского Союза - спасители челюскинцев, оказавшихся на льдах Чукотского моря после гибели судна.
Идею парашютного десанта отстаивал известный летчик-парашютист Я. Мошковский. "Качество наших людей и наших парашютов, обычных и грузовых, - писал он, - позволяет утверждать, что высадка десанта на полюс будет произведена блестяще". Доказывая преимущество своего предложения, он ссылался на опыт Р. Амундсена. Знаменитый полярный путешественник, после своего полета на 88° северной широты, писал: "Вполне естественно, что мысль о месте спуска всегда занимает авиатора. Моторы могут закапризничать в любое время и, естественно, в любой этот момент нет места для спуска, ему придется плохо. Но все равно: куда ни кинь взгляд, нигде не было ни малейшего признака удобного для спуска места. Повсюду лед больше походил на огромное количество отдельных небольших участков, рассеянных по всей поверхности без конца, без края. А между всеми этими участками воздвигнуты высокие каменные заборы...