Засекреченный полюс
Шрифт:
– А может, шмидтовцев попросить собачек прислать?
– сказал, оживляясь, Курко.
– Я в этом деле немного кумекую. Когда зимовал на Амбарчике, пришлось покаюрить.
– Молодец, Костя. Хорошая упряжка здесь, на льдине... Да ей цены не будет, - поддержал идею Никитин.
Сомов не заставил себя упрашивать и набросал записку начальнику полярной станции, передал Титлову с просьбой посодействовать в этом важном деле.
Не прошло и суток, как на льдину прилетел Ю. К. Орлов. Он подошел к Сомову и, хитро улыбаясь, сказал:
– А мы вам, Михал Михалыч, необычный подарочек привезли. Принимайте.
Подарочек оказался упряжкой
Опытный глаз северянина сразу отличит их по окрасу, росту, сложению. Четвероногие лагерные гости были представителями настоящих чукотских лаек - потомков волков. Рослые, похожие на своего дикого предка, с широким черепом, торчащими ушами, острой мордой, на которой, отливая зелеными огоньками, сверкали косой прорезью глаза. Их длинное, мускулистое тело, покрытое пушистым мехом черного и коричневого окраса, с густым подшерстком, защищавшим от жестоких морозов, заканчивалось загнутым колечком хвостом.
Упряжка из десяти таких собак могла запросто тащить до полутонны груза, преодолевая за сутки 60 километров.
– Ну и кто же займется этими зверюгами?
– сказал Курко.
– Во время зимовки в Амбарчике мне пришлось немало покаюрить.
– Вот и отлично, - облегченно вздохнул Сомов.
– Принимайте, Константин Митрофанович, упряжку под свое начало. Будете у нас главным каюром {3} .
Курко сразу принялся за дело. Кликнув на помощь Гудковича, он с его помощью притащил длинные деревянные с широкими полозьями и дугой впереди сани - чукотские нарты. Вытянув на полную длину потяг - ремень из кожи лахтака {4} , он привязал цугом, попарно, всех десять упиравшихся, ворчавших псов к торчавшим елочкой клыкам - постромкам. Собаки улеглись на снег, опасливо поглядывая на остол - длинный, окованный по концам деревянный шест в руках у Курко.
3
Каюр - погонщик собак (чукот.)
4
Лахтак - морской заяц - самый крупный представитель семейства настоящих тюленей.
– Ну вот и порядок, - сказал Константин Митрофанович, довольно оглядывая упряжку.
– Теперь можно грузить нарты.
На нарты положили десяток ящиков, приторочили их веревками. Курко гаркнул: "Тагам" - вперед, и собаки потащили нарты, постепенно убыстряя ход, оставляя за собой на снегу две глубокие борозды.
– Ну вот и новая техника на льдине появилась, - резюмируя успешное укрощение четвероногих помощников, сказал Канаки.
– Ил-14 у нас есть, Ли-2, Пе-8, значит, в самый раз новую технику можно назвать ПСИ-10.
Пока всеобщее внимание было привлечено упряжкой, никто не заметил еще одного, одиннадцатого четвероногого пассажира. Он боязливо жался к ногам бортмеханика, с опаской поглядывая на свирепых ездовых
– Это что же? Запчасть к упряжке?
– сострил Канаки.
– Не гневи бога, Гаврилыч, - сказал с укоризной Орлов.
– Это же чистокровная колымская лайка. Ее вам зимовщики со Шмидта в подарок прислали. Все веселее с собакой на льдине. Да и посмотри, какой он красавец, а ведь он только щенок. Ему от роду месяцев пять-шесть будет, не больше.
– Давайте назовем его Ропаком, - предложил Сомов. Поскольку возражений не последовало, собаку так и нарекли - Ропаком.
– Ропак, Ропак, иди сюда, - позвал, похлопывая по унту, Сомов.
Собачьи уши поднялись торчком, и песик, замахав хвостом, подбежал к Сомову и улегся у его ног.
Пока разгружали самолет, рассортировывали грузы, а экипаж баловался чайком, Курко вернулся из лагеря и лихо подкатил на нартах к горе грузов.
– Ну как ваши подопечные, Константин Митрофанович?
– спросил, довольно улыбаясь, Сомов.
– Порядок, Михал Михалыч. Тянут как звери. Вот только каюрить мне дальше не с руки. Надо на вахту. Может, поручите это дело кому-нибудь другому? Ну хотя бы Гудковичу. Он парень смекалистый, да и дело не такое уж хитрое. Как, Зяма?
– С удовольствием, - согласился Гудкович.
В следующий раз с грузами он отправился вместе с Курко, на ходу овладевая премудростями погонщика собак. Но пришлось еще немало пролить пота, прежде чем собаки почувствовали доверие к новому хозяину. Они то останавливались на полпути и нахально валились на снег, высунув языки. То вдруг устраивали свару, то мчались вперед, игнорируя грозные крики погонщика, то сворачивали с дороги, и нарты, зацепившись за торосину, переворачивались вверх тормашками.
Однако настойчивость Зямы принесла, наконец, свои плоды. Зычный голос Гудковича, и увесистый остол сделали свое дело. Они лихо мчались вперед по команде "хак-хак", сворачивали налево при крике "кхр-кхр", направо, услышав "подь-подь", и покорно останавливались по команде "тах" - стой.
Полярный поселок разрастался на глазах. Одна за другой среди снежных сугробов вырастали палатки, похожие на черные грибные шляпки.
Они были сконструированы С. Шапошниковым специально для высокоширотных экспедиций. Остовом палатки служил каркас из дюралевых дуг, соединенных сверху венцом. Они и придавали ей необычный для палаток вид полушария, что повышало ее устойчивость к натиску арктических ветров. На каркас натягивался трехслойный намет тонкой кирзы, байки и бязи. Воздушная прослойка между ними служили отличным изолятором от холода. От сырости и задувания снизу защищал прорезиненный пол, подвернутый под соединительное, состоящее из коротких дужек кольцо снаружи вверх, под карниз.
Такая конструкция пола позволяла без труда переносить палатку с места на место в случае необходимости. Освещение палатки обеспечивали двойные круглые иллюминаторы, вмонтированные в намет, а поступление свежего воздуха - вентилятор, вмонтированный в венец. Палатки на станции были двух видов. Одни, поменьше - КАПШ-1 (Каркасная арктическая палатка Шапошникова) использовались для размещения людей. Высотой 2 метра и площадью 12,5 метра, они обеспечивали безбедное существование двух-трех человек вместе с научной аппаратурой. Другие - КАПШ-2 предназначались для размещения складов и научных лабораторий. Они были более просторными за счет двухметровой цилиндрической вставки. Пол палаток утеплялся двумя-тремя слоями оленьих шкур, придававших им своеобразный уют.