Засекреченный полюс
Шрифт:
– Ну ваши слова да Богу в уши, - сказал Сомов, несколько успокоенный моим уверенным тоном.
– Но меня тревожит подозрительная тишина. Как бы торошение не началось. Ветер неделю дул не переставая и вдруг прекратился. Не к добру это.
Я вышел из сомовской палатки и замер перед открывшимся мне зрелищем. Еще минуту назад чистое, украшенное звездами небо пылало. Красноватые смерчи с бешеной скоростью неслись по небосводу, то свиваясь в кольца, словно гигантские огненные змеи, то образуя бесформенные пылающие облака. А над горизонтом повисло, мерцая, насыщаясь зеленью, огромное драпри. Словно порывы ветра шевелили этот волшебный занавес, и он переливался, подрагивая бесчисленными складками. Вдруг словно ураган подхватил его зеленовато-серебристую ткань, унес в зенит, и она рассыпалась серебристой пылью. Я
30 января.
Погода, словно настроение капризной женщины, непрерывно меняется, то насупится низкими лохматыми тучами, то улыбнется, сверкнув драгоценными камешками звезд, то рассвирепеет, обрушив на лагерь снежные смерчи, то снова наступает блаженное затишье. Эти непрерывные смены погоды, скачки атмосферного давления небезразличны для организма. Но уж тут ничего не поделаешь. Приходится смириться.
К моему удовольствию, здоровье Гурия пошло на поправку. Он приветствует меня радостной улыбкой, высунувшись до половины из спального мешка. С некоторых пор он окончательно уверовал в мои врачебные способности и безропотно выполняет все прописанные процедуры. Я стараюсь навещать его почаще, помня еще по академии, сколь благотворно действует на больного приход врача.
А здесь, на льдине, когда Петров уходит проводить наблюдения, ему становится особенно одиноко и... страшно. Впрочем, чтобы понять это, надо самому оказаться на льдине и заболеть.
Я внимательно прослушиваю ему легкие и, похлопав по плечу, удовлетворенно хмыкаю. Скоро все будет о'кей.
– Ну, слава Богу, не то я уже совсем захандрил.
Сняв с плиты чайник, я наливаю нам обоим по полной кружке и усаживаюсь рядом у изголовья.
– Послушай, док, это правда, что ты первым прыгал с парашютом в Арктике?
– На Северный полюс - действительно первым, вместе с Андреем Медведевым, а что касается Арктики, то здесь первенство принадлежит Павлу Буренину.
– А ты с ним знаком?
– Не только знаком. Ведь именно Паша Буренин рекомендовал меня в 1949 году в высокоширотную экспедицию.
– А он что, тоже доктор?
– Доктор, да притом отличный.
– А зачем ему понадобилось прыгать в Арктике с парашютом? Ради спорта, что ли?
– Да нет. Это целая история.
– Может, расскажешь?
– умоляюще сказал Гурий, которому очень не хотелось оставаться в одиночестве.
Я отпил большой глоток круто заваренного чая и начал свой рассказ.
– Все началось с радиограммы, принятой Радиоцентром. Радист полярной станции на острове Бунге, это островок в архипелаге Новая Сибирь, сообщил, что в результате несчастного случая его напарник получил серьезное ранение глаза и требуется немедленная медицинская помощь. Стало начальство думать да гадать, что делать. Навигация только началась, да и на судне к острову быстро не добраться - море Лаптевых забито тяжелыми льдами. На собаках доставить врача с материка - тоже нереально. Значит, остается одно - послать доктора с гидросамолетом. Если отыщет открытую воду - сядет. Если не отыщет - сбросит врача на парашюте. Так и порешили и обратились к десантникам. Вот так Буренин и очутился на борту летающей лодки, известной в Арктике под названием "Каталина". Через неделю "Каталина" взлетела с Химкинского водохранилища и понеслась на северо-восток. Экипаж на ней подобрали первоклассный. Да ты, наверное, о многих слышал. Командиром назначили Матвея Ильича Козлова - кавалера аж трех орденов Ленина, вторым пилотом - Виталия Масленникова, Героя Советского Союза. Путь прокладывал знаменитый полярный штурман Валентин Иванович Аккуратов. А бортмеханика Глеба Косухина вся полярная авиация знала как первоклассного спеца. Вместе с Бурениным полетел и мастер парашютного спорта Опаричев. Только 1 июля они добрались до Хатанги. Дальше путь лежал почти прямо на север. Погода была отвратительная. Облачность, снегопад. В общем, все удовольствия. А тут началось обледенение. Пришлось снижаться чуть ли не до самого льда. Так и шли на высоте 100 метров. Ледовая обстановка тоже была малоутешительной. Всюду битый лед, торосы, ни единого хорошего участка чистой воды. Наконец вдали показался долгожданный остров -
Матвей Ильич посовещался с Масленниковым и решил: будем доктора бросать с парашютом. Запросили у радиста Бунге скорость и направление ветра, чтобы парашютиста снесло поближе к домику станции.
Буренин совершенно окоченел в неотапливаемом отсеке, а тут, как назло, меховые перчатки, полученные перед полетом, оказались на два размера меньше. Масленников предложил свои, но и они не подошли. Опарышев помог Паше надеть парашют, проверил, надежно ли привязана медицинская сумка, унты, иначе при открытии парашюта их может сорвать напрочь. Пока они возились, машина легла на боевой курс и Буренин услышал в наушниках шлемофона голос командира: "Приготовиться!"
Масленников открыл колпак блистера, и Буренин, поднявшись на ступеньку, просунул ноги в открытый люк и ухватился за поручни. Масленников хлопнул Пашу по плечу: пошел!
Буренин подался вперед и, отпустив поручни, полетел вниз, прямо в клубящиеся облака. Отсчитал три секунды свободного падения, как было условлено, дернул за вытяжное кольцо. Купол с шорохом помчался вверх. Рывок открывшегося парашюта. Но почему-то скорость падения почти не замедлилась. Буренин взглянул вверх и ахнул. Вместо купола над ним болталась огромная белая тряпка. Видимо, при динамическом ударе ткань парашюта не выдержала, и он почти полностью оторвался от кромки. Буренин попытался открыть запасной, но пальцы так задеревенели от холода, что он никак не мог ухватить вытяжное кольцо. Наконец это ему удалось. Запасной парашют мгновенно открылся. Но скорость падения оставалась еще приличной, и он тяжело плюхнулся в промоину, нахлебавшись черной, горько-соленой воды, и потерял сознание. И тут выручил парашют. Порыв ветра надул купол, и он, словно парус, поволок Пашу к берегу. Буренин пришел в себя от удара о ледяной припай. С трудом выкарабкался на лед и, чувствуя, что замерзает, побежал к берегу, едва передвигая непослушные ноги. Силы были на исходе, когда его подхватил на руки выбежавший навстречу радист. Добравшись до станции, Буренин снял промокшую насквозь, отяжелевшую одежду, сбросил ставшие пудовыми унты и, наскоро растеревшись махровым полотенцем, принялся осматривать пострадавшего. Поставить диагноз не составило труда: тяжелое ранение глаза. Нужна немедленная операция. Операция прошла нормально, и хотя глаз спасти не удалось, больной выздоровел. Вот вроде бы и все. Могу только добавить, что Паша получил орден Красной Звезды, а Самуил Яковлевич Маршак написал повесть в стихах "Ледяной остров", посвятив ее капитану медицинской службы Павлу Ивановичу Буренину.
31 января.
Кончается самый долгий, самый суровый месяц полярной зимы. Льдина доплыла до восьмидесятой широты, и, по утверждению Миляева, пора бы появиться зорьке.
Она порадовала нас лишь однажды, украсив восточный край неба светлыми полосками. Ее мягкие, чуть розовые тона плавно переходили в густую синеву предрассветного неба. Но природа радовала нас недолго. Низкие тучи нахлобучились чуть ли не на самые верхушки торосов. Повалил снег огромными тяжелыми хлопьями.
В такую безрадостную погоду одно удовольствие: побаловаться чайком, усладить душу беседой на вольные темы. Я то и дело выглядывал из камбуза, прислушиваясь к словесной дуэли завзятых спорщиков, Саши и Михаила, как вдруг камелек, пыхнув в последний раз, погас.
– Все, хана, - констатировал Курко.
– Это ведь последняя бочка этилированного бензина. Ну и что будем делать, бояре?
– Мерзнуть, - мрачно сказал Миляев.
– Не будем мерзнуть, - радостно воскликнул Гудкович.
– Я знаю, где раздобыть бензин. И много.
– Наверное, Зяма обнаружил тайный склад в торосах, - сказал Гурий.
– Ну и где же вы, Зяма, храните свои запасы?
– спросил удивленно Сомов.
– В самолете, - выдохнул Гудкович.
– Там же в самолетных баках остался весь бензин на обратную дорогу.
– Ай да Зяма, - радостно воскликнул Яковлев.
– Ну, светлая голова!
– Так кто же вам разрешит жечь в камельке авиационный бензин?
– сказал, криво усмехнувшись, Комаров.
– А ничьего разрешения и не требуется, - сказал Курко.