Зашифрованные маршруты
Шрифт:
– Спрячьте оружие, - попросила Таня, - она боится.
Колесников бросил пистолет на кровать, и собака сразу закрыла глаза. От запаха колбасы у нее колыхались бока, подергивались губы, но пищу она не брала.
Тимка потрогал у ней нос - холодный и влажный, значит, не больная. Почему же не ест?
– Все ясно, - сказал Колесников, - она ученая. Ей надо приказать.
– Он сделал вид, что запахивается в халат и опирается на трость. Барским движением указал на колбасу: - Фас ее, фас!
– И свершилось чудо. Собака вскочила на ноги, гавкнула раскатисто и проглотила колбасу. Секунду постояла, качаясь, и снова легла. Ребята восхищенно посмотрели на Колесникова. А он, довольный своим открытием, гордо прошелся по квартире.
– Сейчас будем имя у нее отгадывать.
– Колесников сел на трехногий стул возле печки.
– Я буду называть клички, а вы внимательно смотрите, на каком слове она вздрогнет.
– Полушепотом он стал называть собачьи имена: - Ангара, Найда, Лайка, Вьюга, Ночка, Метель… - Собака вздрогнула. Колесников громко позвал:
– Метель, Метель.
– Собака заколотила хвостом.
– Что-то не то, но где-то рядом. Учитывая ее купеческое происхождение, надо искать такое же слово по звуку, но старинное. Ребята перебрали десятки слов, но опять же нашел его Вячеслав Валентинович:
– Отель!
– Собака, услышав свою родную кличку, завизжала и поползла к ногам Колесникова. Он поднял палец кверху.
– Вот что значит досконально изучить жизнь и быт купцов-предпринимателей и их теперешних отпрысков. Кто-то из них ее бросил, потому что псине не больше десяти лет.
– Собака Колесникову понравилась, и он, хитро сощурив глаза, как бы между прочим сказал:
– Через недельку полечу в экспедицию, возьму ее с собой, там на свежем воздухе она быстро оклемается.
– Жирный будешь. Мы ее себе оставим, дом караулить.
– Ох, Тимка, и жмот же ты. Ну давайте меняться. У меня есть одна вещица, все трое на коленях будете ползать, умолять, а я потрогать даже не дам.
– Вячеслав Валентинович подошел к комоду, выдвинул маленький ящичек, достал тряпичный сверток: - Нате, смотрите!
В тряпках был завернут новый морской бинокль. Такую ценность ребята видели, впервые.
– А чей он?
– Читайте, там написано.
Снизу на шарнире ребята прочли надпись, выполненную крохотными буквами: «От геологоуправления Тимофею Булахову за проявленное мужество при поиске пропавшей группы». На какое-то мгновение Тимка лишился дара речи. Бинокль он положил на подушку и уставился на него не мигая.
– Черт возьми, - сказал нарочно сонным голосом Колесников, - чуть не забыл.
– Он опять подошел к комоду, выдвинул со скрипом нижний длинный ящик и вытащил оттуда новенькие тонкоствольные ружья. Две штуки. Затворы и магазины сверкали маслом. Подал Тане и Петьке.
– Патроны триста штук в комоде.
Ружья были пятизарядные, тридцать второго калибра. На гребне затвора надписи: «За героизм при исполнении служебных обязанностей. От Северного райкома комсомола».
В старом купеческом особняке Колесников прожил два дня. Он сводил ребят в техникум, познакомил с директором. Тот посадил Таню в мягкое кресло, а Петьку с Тимкой на диван. И каждого расспросил о жизни, о здоровье.
– А когда им приходить на занятия?
– спросил Колесников.
– Через три дня к девяти часам утра, аудитория номер восемнадцать. Кстати, у меня уже узнавали по телефону, когда нашим юным друзьям приходить.
У Колесникова дернулась бровь.
– Интересно, кто узнавал?
Директор показал на телефон:
– Человек не назвался, но я его узнал по голосу. Георгий Николаевич Гарновский. Разговорились мы с ним. Пожаловался он на здоровье. На курорт собрался ехать. Да вот, говорит, о детишках беспокоюсь.
Колесников попросил ребят подождать его в коридоре. Из кабинета директора он вышел немножко расстроенным.
– Вот позвонил в геологоуправление, и мне приказали срочно, не медля ни минуты, выехать в экспедицию, на буровую, и машину за мной прислали.
– Прощаясь, Колесников опять предупредил ребят: - По городу бесцельно не шляться.
Вечером ребята сидели на полу у теплой печи и разрабатывали план секретной операции. Электрический свет на всякий случай не зажигали. Отель лежал рядом и прислушивался к знакомым звукам старого особняка.
На улице начиналась пурга. У реки на столбе закачался в снежинках фонарь. На первом этаже заскрипели перекошенные ставни. В нежилых помещениях загудел холодный ветер.
– Тимка, ты Гарновского видел?
– Ни разу.
– Тебе надо завтра к нему зайти и спросить любую ерунду. Например, ты ищешь свою бабушку, а точный адрес забыл. А когда проникнешь в квартиру, постарайся задержаться. Погреться попросись. И внимательно все осматривай.
– А как я его узнаю?
– Он левую ногу отставляет в сторону, - напомнила Таня, - и за любую мелочь говорит: покорно благодарю. Ложку ему подашь - покорно благодарю, хлеба нарежешь - покорно благодарю. Скажешь, что погода завтра будет хорошая - покорно благодарю.
Петька достал из рюкзака записку Гарновского.
«…Умоляю простить меня и жду вас. Мой городской адрес: улица Марата, 25, квартира 42 (звонить два раза). С глубоким уважением к вашему мужеству - Гарновский».
Рано утром ребята вышли на поиски Гарновского. Улицы были еще пусты, но окна домов светились. Возле исторического музея старик-метельщик убирал снег. У него Таня и спросила, где находится улица Марата?
– А нумер какой?
– Двадцать пять.
– О-о, дом спецов. Второй за углом. Ворота железные.
Таня поспешила к трамвайным рельсам, покосившись, заметила: Петька с Тимкой двигались за ней по противоположной стороне улицы. Петьку не узнать: лицо по самые глаза он закрыл шарфом, глубоко нахлобучил шапку и поднял воротник.
У крыльца фотосалона Таня остановилась. Подала Тимке условный знак. Он перебежал к ней. Таня, рассматривая рекламную фотовитрину, шепотом объяснила Тимке, куда идти.
Завыла сирена. Автомобили сразу затормозили и, освобождая дорогу, прижались к тротуару. Тревожный звук раздался совсем рядом, Петька с Таней оглянулись. В их сторону мчалась длинная легковая машина. Красный крест на боковой фаре беспрерывно мигал.