Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку

Сокол Лена

Как я их сразу не заметила?

– Кх-кхм. – Сложив руки в замок, я нетерпеливо топнула несколько раз, заявляя о своем присутствии. Дима кивнул мне, вложил девушке в руку купюру, выпустил через главный вход и закрылся изнутри.

Солнцева с незнакомцем продолжили, как ни в чем не бывало, играть дальше, не обращая на нас никакого внимания, а Дима расслабленной походкой направился в мою сторону.

Сердце взволнованно застучало. Предательское сердце! Руки затрепетали, пытаясь найти укрытие в карманах, а ноги задрожали под его взглядом. Черт, в этом странном

освещении его татуировки, обрамленные растянутой белой майкой, казались самым прекрасным на свете полотном. Хотелось провести пальцем по каждой из них и узнать, где они заканчиваются… «Эй, попридержите кто-нибудь мою фантазию!» У меня, кажется, крыша съезжает.

Дима подошел вплотную и наклонился к моему лицу, затем вскинул в недоумении брови и присвистнул. Эта наглость в очередной раз заставила мой гордый подбородок взмыть еще выше.

– Ты ужасен. – Бросила я, отвечая ему долгим, уверенным взглядом.

Во мне было столько неоправданной злости, что я могла придушить собственными руками целую банду плюшевых кроликов всего лишь для тренировки прежде, чем приступить к главному – вцепиться за его шею и сильно сдавить.

Дима же продолжал с интересом разглядывать меня, наклонив голову набок. Он смотрел как-то сочувственно и почему-то даже жалостливо. Так смотрят на престарелую тетушку, лишившуюся ума. «Да, тетушка, когда-то мы тебя любили и даже, наверное, все еще любим, но сейчас… в дом для убогих и больных, только туда… ведь ты опасна для общества, и нам за тебя стыдно».

– У нас был уговор. – Руки так и чесались врезать ему промеж глаз. – Отойди и не пялься на меня так!

– Помолчи, – вполголоса произнес он и растянул рот в насмешливой улыбке.

Я уже начинала ненавидеть, когда он так делал. И если бы не этот опьяняющий аромат свежести, который доносился от его тела, и не мои ноги, словно приклеенные к полу, прямо сейчас развернулась бы и ушла.

Да. Ушла бы… «Да, да, наклонись-ка ко мне еще разок…»

– Ты… отвратителен. – Добавила я, упрямо сжав губы.

– Ты тоже не предел мечтаний, – спокойно произнес Дима, взял меня под локоть и потащил за собой.

– Куда? Эй! Да отпусти ты меня! – Запротестовала я.

– Не заставляй хватать тебя в охапку. – Он подтолкнул меня к туалету.

– Чего? Как? – На ватных ногах я все же вошла в открытую дверь. – Какого черта ты меня сюда притащил?

Новенький вошел и прикрыл за нами дверь. Теперь, в ярком свете ламп, отражающемся белыми всполохами от кафельной плитки на стенах, я могла разглядеть каждую черточку его лица.

Мягкие губы, сложившиеся в ровную линию на усталом выдохе, яркие глаза цвета морской волны – пронизывающие, хитрые. Иссиня-черные волосы, уложенные рваными краями вперед на хипстерский манер, и такого же цвета упрямые брови, каждым движением отражающие эмоции хозяина.

– Ты чего завелась? – Дима сложил сильные руки на груди. – Спокойнее.

– Ты, – я ткнула его в грудь. Черт, да-да-да! Мне ужасно хотелось прикасаться к нему еще и еще! – Ты. Меня. Обманул!

– Я?

– Да. Был уговор!

– Так

с ним все в порядке. С уговором.

– Кто тогда эти люди?! – Я уже готова взорваться, точно боевая граната.

– Это ребята из кафе «Fresh» нашей сети, просто пригласил их помочь. – Он пожал плечами. – Кто ж знал, что я такой рукожоп. Посетителей было много, мы не справлялись, пришлось вызывать подмогу. Два повара, официант, уборщица. Поставил парням пива и притащил «Плойку» поиграть. В знак благодарности.

– Это нечестно!

– Честно. Я ведь не нарушил правил. И ждал тебя. – Дима просиял. – Ужасно соскучился… – Он вытянул руку и коснулся пальцами моего подбородка, заставив забыть, как нужно дышать.

– Не надо вот этого. – Я убрала его наглые лапы от своего лица. – Хватит заливать мне в уши.

– Я даже не пытался. – Дима подошел ближе, почти вплотную. – Соскучился, говорю.

– Да ты меня второй день знаешь! – Нервно рассмеялась я.

– И уже скучаю… безумно… – Он навис огромной тенью.

У него что, ключи от моего сознания? Сейчас упаду прямо на кафельный пол и башку расшибу, чего недоброго, если не отойдет.

– Окей! Тпр-р-р, вилы свои не тяни ко мне! Я пойду с тобой, пойду. – Его гипнотический взгляд все-таки заставил меня сдаться. Я улыбнулась, чувствуя, что больше не принадлежу своему телу, и прищурила глаза, стараясь придать взгляду ехидности. – Только это не свидание. Понял?

– Не свидание, – повторил Дима, продолжая стрелять глазами.

Но выражение, написанное на его лице, говорило, что черта с два он с этим согласен.

– И учти. – Я подняла свой пластилиновый палец вверх: у меня вообще теперь все тело было будто из пластилина – непослушное, вязкое, плывущее ему навстречу. – Никаких приставаний. Руки прочь, и не смей больше лазить своим языком в мой рот!

– Конечно, нет. – Он поморщился. – Фу, неужели ты думаешь, что я снова мог этого захотеть? Как вспомню, так вздрогну. У тебя во рту так не гостеприимно, а та пощечина…

– Идиот.

– Согласен даже на идиота. – Дима взял меня за плечи и развернул лицом к зеркалу. – Умойся, и мы поедем.

Я подошла ближе. Какого… х… лешего?!

Первый раз в жизни я не узнавала саму себя. Кто это, вообще? Из отражения в зеркале на меня смотрела желтокожая сестрица главной героини из сказки «Морозко»… Точно, она.

Я нахмурила лоб, стянутый маской из крема, и тут же по лбу пробежали линии трещин. Корочка из тоналки никак не хотела повторять мимики моего лица.

Вот же грандиозный факап…

Я почувствовала, как заливаюсь краской от стыда, но через толстый слой желтизны румянец так и не проступил. Кто налепил эту маску на мое лицо? Предупреждать надо, что так бывает: крупными буквами писать на тюбике. Что за… прости господи?

– Умыться? – Стараясь держаться естественно, пискнула я. «А, может, так и было задумано?» Я обернулась к нему и хмыкнула. – Да ни за что! Тебе надо, ты и умывайся.

– Стой здесь, – усмехнулся Дима и вышел за дверь. – Я сейчас.