Застава на Аргуни

Иванов Николай Федорович

— Господин майор имеет в виду задания на русской стороне?

Накамура наклонил голову.

— Могу я узнать характер задания, чтобы учесть возможности своих людей?

Майор пожал плечами.

— Прошу правильно понять меня, — поспешил разъяснить Ван Мин-до. — Меня интересует характер задания. Только характер. Диверсия, вербовка в сеть, связь с резидентурой, выброска листовок?

— А если я скажу, что и первое, и второе, и третье, и четвертое?

— Все сразу?

— Да. Завтра мы с вами начнем разработку некоторых операций.

—

Все сразу организовать будет трудновато, — нерешительно заметил начальник кордона. — У Кулунтая открылась рана. Князь пару дней назад выброшен с заданием захватить почту. Елена уехала в Харбин лечиться. Токмаков и Башуров готовятся к выходу в глубокий тыл русских по вашему же заданию. На китайцев серьезно рассчитывать не приходится. Контрабанда теперь не в моде. Опиум, жень-шень у русских не котируются. Мои соотечественники годятся лишь для переброски, рассчитанной на оседлость.

— Что ж, будем посылать и на оседлость. Все пригодятся, — зевая, протянул Накамура. Он поднялся с дивана, подошел к столу с закусками и прищелкнул от удовольствия языком.

— Виски «Белая лошадь»? В ваших глухих местах? — удивился он, беря бутылку. — Уж не с американцами ли снюхались чины нашей разведки?

— Это поручику Такедзири ко дню рождения дядюшка Сато прислал.

— Передайте, пожалуйста, поручику мою признательность.

Ван Мин-до попросил разрешения уйти.

— Пожалуйста, капитан, идите, занимайтесь своими делами. Завтра нам нужно будет встретиться с людьми и продумать план усиления работы на вашем участке. — И, давая, понять, что разговор закончен, Накамура стал расстегивать мундир.

Ван Мин-до учтиво раскланялся и вышел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На исходе дня, когда морозное солнце спряталось за Кирпичный Утес и по свежему снегу поползли лиловые тени сумерек, в казарме зарокотал звонок. Звонил часовой с вышки. Дежурный, выбежавший на крыльцо, посмотрел в сторону, куда показывала рука часового, и торопливо скрылся за дверью.

Из казармы, словно по тревоге, — кто в шапке, кто без шапки, выскакивали бойцы. Они смотрели вдоль улицы на приближавшихся всадников. Впереди, осаживая разгоряченных коней, гарцевали Торопов и сержант Пушин. За ними, неуклюже подпрыгивая в седлах, поминутно нарушая строй, ехали те, кого с нетерпением ждали на Стрелке.

Встречать новобранцев вышли не только пограничники. На улицу высыпали жители поселка: старики, женщины, дети. Они пристально вглядывались в лица бойцов, будто хотели отыскать родных и знакомых.

Всадники въехали во двор заставы, начали спешиваться. Измотанные непривычным переходом по горам и тайге, чумазые и продрогшие, они растерянно топтались на месте, озираясь по сторонам.

— Вот вы и дома! — обращаясь к прибывшим, сказал Торопов. — Знакомьтесь со своими будущими боевыми товарищами, любите и жалуйте друг друга крепкой солдатской дружбой, вступайте в нашу семью!

Новобранцы заулыбались, задвигались, начали знакомиться с коренными стрелкинцами. Послышались шутки

и смех. Гостеприимные хозяева принимали коней, помогали новичкам снимать с усталых плеч вещевые мешки, обняв, уводили в казарму.

Торопов ушел в канцелярию.

…В час ужина новобранцы собрались в столовой. Разрумяненные, посвежевшие, они, весело переговариваясь, уплетали украинский борщ. После скудненькой кухни, которой приходилось довольствоваться в учебном полку и в пути, заставский стол, уставленный тарелками с белым хлебом, капустой, огурцами, грибами и прочей снедью, показался бойцам праздничным. Повар Михеев, надевший по этому случаю новенькую куртку и сияющий белизной колпак, стоял в дверях и улыбался.

— Не стесняйтесь, хлопчики, не стесняйтесь. Кому потребуется добавок, скажите — я зараз устрою. Борща — полный котел. Так что, пожалуйста!

Щуплый, светлоглазый новобранец Костя Слезкин, успевший разглядеть в окошко, прорезанное в кухню, огромное блюдо с пельменями, отодвинул опустевшую миску, громко сказал:

— Ох и хитрый же у нас повар! У самого на плите гора пельменей, а заставляет нажимать на борщец. — Слезкин, подражая повару, проговорил баском: — Ешьте, ешьте, хлопчики, борща — полный котел!

Ребята засмеялись. Старожилы переглянулись. Зная повара как человека, никогда никому и ни в чем не уступавшего, они ждали, что ответит Михеев.

Повар удивленно вскинул лохматые брови, оглядел Слезкина с ног до головы и, чуть помедлив, важно спросил:

— А как вас звать?

— Костя.

— А по фамилии?

— Слезкин.

Ожидая какого-то подвоха, Слезкин насторожился.

— А какой у вас вес? — допытывался повар, ощупывая хитренькими глазами фигурку новобранца.

— До призыва был пятьдесят восемь. А что?

— А то, что солдат не петух. У вас же петушиный вес. — Все захохотали. — Без борща солдат не солдат, — продолжал серьезно повар. — Ему и с конем не справиться и винтовка тяжелой покажется.

Круглое, лоснящееся от жира, рябоватое лицо Михеева с голубыми щелочками глаз светилось добродушием и снисходительностью. Слезкин покосился на смеющихся солдат, кашлянул и, подражая интонациям повара, спросил:

— А как вас звать?

В столовой стало тихо. Стрелкинцы отлично знали цепкость Михеева, а новобранцы — задиристость Слезкина.

— Меня зовут Иваном, а фамилия — Михеев. Вес — девяносто семь кило! — браво отрапортовал повар.

— И все от борща?

— Точно!

— Солдат не мамонт. Вы же сломаете коню хребет.

За столом опять расхохотались.

— Вам нужно похудеть, а мне пополнеть, — важно проговорил серьезный Слезкин. — Посему прошу добавочки! — Он протянул пустую миску. Михеев заколыхался от смеха, хлопнул бойца ручищей по плечу и пошел на кухню.

— Люблю задиристых петушков, хоть я их частенько и поджариваю, — сказал он.