Застенок
Шрифт:
– Почему – нет? Есть. Я и сам голодный, как стадо динозавров, – Он запустил руку в карман джинсов, но тот оказался пуст. Роман удивленно обшарил остальные карманы – с тем же результатом. – Были, – поправился он. – Сотня долларов.
– Ну были и сплыли, потерял, наверное, – бодро сказал Ковров, глядя невинными светло-серыми глазами – слишком невинными и слишком ясными.
У Марго глаза были темнее, чем у брата, напоминали цветом две маленькие свинцово-синие тучки, собравшиеся пролиться сильным упругим ливнем. Роману нравилось ловить в этих круглых, окаймленных сиренью лужицах собственное отражение.
– Может быть, – заторможенно ответил он. – Меня ведь, наверное, обыскивали?
– Да плюнь ты на них, – весело посоветовал мент и закричал, глядя вперед: – Матвеич, отдай человеку его паспорт.
Они подошли к выходу.
– Пропуск! – потребовал пожилой мент у конторки.
– Ну, Матвеич, свои же, не видишь – это жених моей Ритки, родственник почти.
– А мне хоть кто. Пропуск! – Матвеич загородил собой выход.
– Ну что с тобой делать, вохра ты дремучая! – Ковров достал из кармана листок. – На тебе пропуск.
– Другое дело, – подобрел Матвеич, убираясь с дороги.
– Ну, – выдохнул мент, когда они вышли на улицу. – Денег у тебя, как мы выяснили, нет…
– Были, – упрямо повторил Роман.
– …значит, придется мне тебя куда-нибудь сводить. Поднять стакан молока за знакомство… э-э… как это… би таныг ресторанд урих гэсэн юм.
– В ресторан? – догадался Роман без перевода.
– Не верь ушам своим. Это в разговорнике так написано. Ресторан я не потяну даже для своей невесты, когда она наконец образуется на горизонте. Сейчас сообразим какую-нибудь кафешку. Есть тут у меня недалеко пара подшефных. А денег ты не жалей. Верь, Ромка, на благое дело пошли, – мент закинул руку ему на плечо, дружески полуобняв.
– Хотелось бы знать какое.
– А это я тебе враз нарисую. Без проблем. Ты ж пойми, страна, в которой мент не чувствует на себе нежной заботы государства и материально зависит только от собственной ловкости и сообразительности, – эта страна в третьей мировой войне не победит, ни за что и никогда. Веришь? Конечно, веришь, по глазам вижу.
Роман шел, уткнув глаза в асфальт. Препираться с милицией желания у него не было.
– Запомни, родственник: жизнь, здоровье и благосостояние мента – оплот Родины. Так гласит пятый пункт неписаного кодекса мента.
– Почему вы меня родственником все время зовете?
– Слушай, кончай мне выкать. Не то я в тебе сильно разочаруюсь, родственник, и наши будущие отношения полетят к черту, так и не начавшись. Но пока я в тебе не разочаровался, говорю прямо – женись на Ритке, пока не поздно. Она у меня баба хорошая, с гарантией, слово мента. Бери всю целиком и на пожизненно.
– Спасибо, – сдержанно ответил Роман. – Я в сватах не нуждаюсь.
– Ну смотри. Прозеваешь свой горшок золота, потом локти кусать будешь. Это я тебе как друг говорю, а не как мент.
– А как говорит мент?
– А вот как – первый пункт неписаного кодекса гласит: мент всегда прав. Если мент не прав, он этого никогда не признает, чтоб не уронить честь мундира. Понял? Если я насчет родственника не прав – ты все равно им будешь, не отвертишься от своего долга перед обществом и государством.
– А скажи, Иннокентий, у вас в милиции все такие?
– Зови меня просто Кеша. Это какие – такие?
– Озабоченные проблемами общества и государства.
– Да нет, у нас как везде – и сволочи, и карьеристы, и тупые, и ленивые. Но такие, как ты сказал, тоже есть. Это все кодекс.
– Неписаный?
– Он самый. Например, из пункта пятого законно вытекает пункт шестой: чистая совесть мента в наше беспокойное время – непозволительная роскошь для страны и народа. Так что эта твоя сотня баксов как раз пошла на общественно-необходимую загрузку ментовской совести. Чтоб мало не казалось.
– Я уже понял.
Убедительные аргументы Коврова все-таки не растворяли смутного осадка, оставленного в душе ментовским произволом. Роман намеревался отомстить в самое ближайшее время – и за ночь в тюремном бомжатнике, и за труп, чуть было не подвешенный к нему, словно елочная игрушка, и за лишение карманной собственности. Он еще не знал, в чем будет заключаться месть, но уже чувствовал, как она тайно, подпольно зреет в нем.
– Ну тогда, чтобы закрепить урок, вот тебе еще одно правило. Пункт второй: великодушие мента измеряется вместимостью его карманов. Я тебе все это к чему рассказываю? Чтоб ты понял: мент – не враг человека, мент – друг человека. Вот собака тоже друг человека, а почему? Потому что человек ее кормит, холит и гулять выводит. Не будет кормить – она ему ляжки-то пообкусает с голодухи, выть по ночам начнет, а то и совсем в глотку вцепится. А менты хуже собак, что ли? Их не надо кормить и холить? А он, накормленный, и охранять хозяина своего лучше станет, и вообще ручным сделается, ласковым и любящим псом.
– Сторожевых псов нельзя баловать, – заметил Роман. – А то хватку потеряют.
– Не потеряют, – уверенно ответил мент, приложив правую руку к сердцу. – Неписаный кодекс у мента всегда с собой, вот здесь, где стучит. Разбудишь средь ночи, он тебе без запинки выложит третий и четвертый пункты.
– Поразительно! – с пафосом восхищения сказал Роман, даже и не думая, однако, поражаться.
– Элементарно, – возразил Ковров. – Пункт четвертый предписывает менту иметь холодное сердце, ясные глаза, горячие руки – ну, про это я тебе уже говорил, – железные аргументы и неопровержимые факты. А это и есть – ментовская хватка. Если не убедил, то вот тебе еще третий пункт в наглядности.
Мент отцепил от пояса резиновую дубинку и любовно похлопал ею по ладони.
– Что скажешь на этот аргумент?
– Нет слов! – умыл руки Роман.
– Во-о! Правильно. Как гласит третий пункт, резиновая дубинка у мента в руках, что хрен в штанах: встает и падает, встает и падает.
Мент несколько раз подряд с размаху резко ударил дубинкой по предполагаемому объекту аргументовнушения. Несколько человек, шедших рядом по тротуару, предпочли ускорить шаг либо отстать на хорошее расстояние.