Застенок
Шрифт:
Мент спас своих товарищей от поругания альтернативным мышлением. Сохранившегося задора Роману хватило лишь на небольшой этюд с продуктом отечественного правопорядка в главной роли. продуктом был Ванька Каин, второй после Соловья-Разбойника любимый в народе бандит с большой дороги, головорез и грабитель – воспетый, опоэтизированный, снабженный ореолом, прославленный в легендах и фальшивых жизнеописаниях. Заведующий сектором русской тайнописи намеревался органично вплавить сей продукт в свои разработки Русской идеи.
Тема эта все росла и усложнялась. Тайнописец уже не довольствовался только одной Русской идеей – ему нужен был целый ворох идей, которые он планировал объединить в глобальную русскую концепцию.
Концепцию Роман одарил красивым именем – Русский Синергион, он же – русский космический универсализм, он
А над всем этим Синергионом орлом парил Ванька Каин, и клекот его эхом отдавался на всех чужеземных континентах, ветром врывался в дворцы и хижины, тревожил души и звал куда-то, зачем-то, к чему-то…
Двадцати трех лет отроду, испробовав вольной разбойничьей жизни, подался Ванька в Москву, в Сыскной приказ, по-нынешнему – Уголовный розыск. И заявил, что желает послужить родной полиции верой и правдой за полагающуюся мзду, а сам он вор и знает всех окрестных воров в лицо – внакладе сыщики не останутся, Москва сделается образцово-показательным городом, свободным от уголовщины. Ему тут же, без заполнения анкеты и дальних разговоров, присвоили звание доносителя Сыскного приказа и поставили верховодить командой тогдашних ментов. И началась у московских воров трудная жизнь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Мелкую уголовную шпану Ванька гонял до седьмого пота, как и договаривались. Но крупную рыбу предпочитал оставлять для себя лично, пополняя за ее счет собственный карман. Иными словами, авторитетов Ванька, как и полагается вору, уважал, укрывал за собственной спиной, служил им порукой и гарантией. Да и сам Ваня ничем не брезговал – ни разбоем средь бела дня, ни вымогательством у честного народа, ни подкупом сослуживцев – всех до единого, сверху донизу. Даже казино соорудил в собственном доме. А уж ворья при нем развелось в стольном граде Москве! Не счесть. Как гальки на морском берегу и звезд в небе.
Вот как работала полиция в восемнадцатом веке. Русский универсализм – синтез правоохранения и правонарушения. Два в одном. А Ванька – блистательный образчик национального мышления, быстрого, как птица-тройка, диалектичного, как русская попойка, и веселого, как отечественная история, аналогично – как покойник на свадьбе. Потому и был любим в народе. Теперь пришло время воскресить память о национальном герое, маяке русского менталитета.
Так и переродилась хитрая месть в почти что лесть. Роман готов был держать пари – мент Кеша гордился бы этим сравнением с коллегой из прошлых времен, носителем всех национальных идей в комплексе, сыщиком-грабителем, разудалым добрым молодцем, шутником, забавником и ловкачом. Разбои свои Ванька обставлял с выдумкой, с художеством, любил песни орать, сказки народу сказывать, загадки загадывать, прибаутками зевак потешать, побасенками кормить, и всех кого ни попадя вокруг пальца обводить. Такой был озорник, ничего не боялся. Бесстрашный и отважный Ваня.
Подрастающей концепцией Роман был очень доволен.
23. Пр о клятый поэт
Между тем маньяк продолжал трудиться в поте лица своего. Уже пятая жертва была прирезана, оскальпирована и одарена стихами. В городе сеялась тихая паника, милиция сбилась с ног, женщины прятали волосы под платки и шляпки – до повальной стрижки наголо дело, слава богу, еще не доходило.
Роман страдал от неизвестности и мучился бессилием остановить головореза, порожденного Даром. Охота на маньяка не приносила результатов, и ночные вылазки делались все более редкими и одиночными. А в том, что маньяк – его собственное порождение, Роман лишний раз убедился однажды вечером.
Приемник на кухне, как обычно, ни с того ни с сего взвыл, зашипел и заговорил мужским голосом. Роман как раз готовил одинокий холостяцкий ужин из полпачки пельменей. Голос радушно приветствовал его и представился ведущим программы «Жизнь города». Роман вполуха слушал неизвестно чему радовавшегося дядьку, но моментально насторожился, едва в эфире прозвучало, точно сигнал, тревожное слово «маньяк». Пельмени были заброшены, все внимание перешло на радиоприемник.
– …хотя уголовную хронику, – говорил голос, – даже завзятый оптимист не назовет составляющей культурной жизни, тем не менее сейчас мы имеем дело с очень необычным явлением. Маньяк в нашем городе. Вне сомнений, это прискорбный факт, заслуживающий самого пристального внимания и властей, и органов правопорядка, и рядовых граждан. Но ведь в этом деле есть и другая сторона, которую до сих пор обходили странным, необъяснимым и, я бы даже сказал, злостным молчанием. Искусство принадлежит народу, и скрывать от нас с вами, уважаемые радиослушатели, яркое явление культуры, восходящую, можно сказать, звезду изящной словесности – да ведь это настоящее преступление против общества! Маньяк, пишущий стихи, и какие стихи! – ведь это, согласитесь, незаурядное событие. Все пять бумажных клочков, оставленных им на груди жертв, свидетельствуют об огромном таланте, почти гениальности, никем еще не оцененной кроме единичных знатоков поэзии. Давайте послушаем эти стихотворные перлы, подаренные нам кровавой рукой. Вслушайтесь в эти звуки и обратите внимание на тематическую направленность стихов.
В эти косы тяжелые буду я вечноРассыпать бриллиантов сверкающий свет,Чтоб, ответив на каждый порыв быстротечный,Ты была как оазис в степи бесконечной,Чтобы волны былого поили мой бред…Ведущий читал стихи нараспев, подпустив в голос оловянную восторженность и подвывая в каждой строчке. Роман застыл в изумлении, не веря ушам.
– Это поистине блистательное пятистишие было найдено на теле первой жертвы, работницы ткацкой фабрики Антонины Зверевой. А вот эти две небольшие строфы убийца посвятил следующей погибшей – студентке политехнического института Марии Горошкиной:
Я в запахе прически душнойЧую жемчужныйПриморский берег, бриз воздушныйВ гавани южной,И расстаюсь с моей печальюВ томленье странном,И, словно парусник, отчалюК далеким странам.– Необыкновенно прочувствованные стихи, не правда ли? Какой изыск, какой мягкий ритм, какая блестящая образность!..
Роман ощущал себя так, будто его одним тяжелым ударом отправили в нокаут.
– Третья жертва – Ольга Березниченко, секретарша. Ей достались чудесные строки:
Все существо твое во мне поныне целоИ прелестей твоих заманчивый эдем;Узнав твоих волос благоуханный шлем,Воспоминание к тебе всегда летело.– Поэт, истинный поэт! – захлебывался восторгом ведущий. – Такие поэты рождаются раз в сто лет, и нам посчастливилось быть современниками нарождающейся звезды. Все-таки не будем забывать: искусство – это страшная сила! Следующие стихотворные послания не менее изумительны.
От черных, от густых ее волос,Как дым кадил, как фимиам альковный,Шел дикий, душный аромат любовный…– Анастасия Петрова, принявшая эти стихи на свою грудь, наверное, никогда не получала таких страстных признаний при жизни. А вот и последняя строфа в этом, будем надеяться, незаконченном ряду коротких стихотворных шедевров: