Затаившееся во времени. Тысячелетняя тайна
Шрифт:
– Ну, что скажешь мне на этот раз? – полюбопытствовал он.
– Скажу, что не останусь в стороне. Я готова повторить это не один раз. Я буду действовать и не собираюсь смотреть, как вы делаете что-то, сами плетете интриги, прямо как Фавластас. Тебе ведь не нравится всеобщее молчание, бесконечные заговоры, Фред! Мне тоже! Я в ответе за многое! Хочешь ты этого или нет, но я – часть этой истории, часть этой войны. Я не позволю держать меня в неведении.
– Думаешь, что имеешь право знать все тайны стражей?! – не выдержал Фредрик. – Думаешь, что теперь можешь совать свой нос повсюду? Забыла, на каких правах находишься в графстве? Я постоянно оправдываю тебя, и вот как ты мне платишь за доверие? Ты находишься
Она коснулась локтя графа и пояснила:
– Фавластас убрал этот комплекс из моей головы. Его раздражало это, а потому он очень старался, искореняя во мне все, что связано с этой традицией. И это ощущение свободы, открытости, осталось и после снятия подчинения.
– Так вот в чем дело, – сказал Фредрик. – В снятии внутренних рамок?
– Разве это плохо? Какой я должна быть в твоем представлении? Рыдать и дрожать?! Когда я была такой, ты сразу становился другим. Добрым и мягким! Был готов пойти даже на конфликт с отцом из-за меня. Но когда я пришла в себя, когда показала тебе, что я тоже не пустое место и не слабачка, это стало тебя пугать. Какой же слабой и глупой я должна быть, чтобы не действовать и скрываться где-нибудь после всего, что натворила? Какой, Фред?! Я еще раз говорю тебе, что буду действовать! И я имею право знать, что тебе стало известно о Фавластасе.
– Хочешь знать все? Что ж, я расскажу тебе все, Лундес! – Фредрик не кричал, он говорил твердо. – Я увидел знак, не так давно. Обычно так ангелы призывают стражей к вниманию, хотят сообщить что-то. Я ждал этого знака все эти дни, улыбаясь другим, успокаивая людей, уверяя свое окружение, что все под контролем. Но время шло, от высших сил не было никаких вестей, почему-то и враг затаился. Я говорил себе, что, быть может, Аденту удалось. Однако, если это так, почему молчат и небеса? Потом эта весть, о смерти тирана, а еще его сынок, псих, ненамного отличающийся от своего отца, вдруг уводит войска прочь от наших границ. Полнейший абсурд. И вот недавно я получаю долгожданный знак, собираю стражей, и мы проводим ритуал. В ответ – тишина. Что если ангел проиграл битву? В таком случае нам нечего противопоставить врагу. И, уверен, он скоро нападет. Так что, можешь смело отправляться в свою Астанию, Лундес, потому что то, что происходит там, ничто по сравнению с тем, что скоро произойдет здесь. Убирайся от врат куда-нибудь подальше. Чем дальше, тем лучше. Строй планы, пытайся бороться за свой народ, возвращай им их разум, как вернул тебе его я, но довольно! Во всем этом безумии мне только очередного шпиона под боком не хватало. Уезжай из графства! Твой срок истек! – он замолчал, по-прежнему твердо глядя на нее.
Какое-то время они оба внимательно смотрели друг на друга, а затем эльфийка резко подалась назад, развернулась и быстрым шагом направилась прочь. При этом она не ощущала ненависти по отношению к нему. Скорее, наоборот. Так и не успев далеко уйти, Лундес остановилась и сжала пальцы. Повсюду чернели голые кустарники, а за ними тонула во мраке ограда, чуть правее темнели очертания храма. Выход с территории был неподалеку, однако вместо того чтобы уйти, Лундес решительно развернулась и побежала обратно. Когда она возвратилась на то же место, Фредрика там уже не было. Он и не думал идти за ней, не стал убеждаться, что она покинула территорию стражей. Лундес огляделась по сторонам, обнаружив единственную тропу, ведущую в противоположном направлении, и двинулась по ней.
Не успев забрести далеко, эльфийка обнаружила Фредрика. Он сидел на скамье.
– Ты вернулась, – заметил он ее, ничуть не удивившись. – Вот что, – поднявшись со скамьи, он подошел к ней, – мне не стоило повышать голос…
– Иногда я бываю упряма, – признала Лундес. – И после подчинения я совсем забыла о приличиях. Ты прав. Я все время забываю, кто ты, Фредрик. Не могу я общаться с тобой, как с другими. Я доверю тебе и потому позволяю себе многое. Просто ты не такой, как другие, ты настоящий. Ты не кричишь направо и налево о том, кто ты по рождению, не используешь магию, чтобы всем напомнить о том, что ты лидер стражей. Ты ведешь себя естественно.
– Никто из стражей не кидается магией направо и налево. – Фредрик не удержался от улыбки. – А мой титул, да что в нем хорошего? Что он мне дает? Ты знаешь, вообще-то я предатель по законам Океании.
– Просто я хочу, чтобы ты понял…
– Да понимаю я тебя, – заверил ее Фредрик. – Понимаю. Мне и не представить, каково это, когда жизнь рушит кто-то, а ты не в силах командовать даже своим разумом. Так что мне, правда, не стоило повышать голос, но и ты должна меня понять. Я не могу посвящать тебя во все тайны стражей. Я не посвящаю в них даже свою семью.
– Да, конечно, – легко согласилась Лундес. – Я ведь не поэтому вернулась. Ты говорил мне все это, ты злился, но только в твоих словах… я уловила… Ты сейчас все понимаешь, и я понимаю, что ты все понял, и я хотела сказать, что, кажется, хватит нам утаивать… ведь ты… возможно… – Она глупо себя почувствовала. – Я не могу объяснить… но ведь ты волновался, да? За меня…
Она замолчала и отвернулась от него.
– Лундес…
– Я знаю, я скоро уеду, прости…
– Конечно, я все понимаю.
Она вновь посмотрела на него.
– На самом деле проблема в том, что я впервые не знаю, что будет дальше. Я объективен. Графство на такой грани, врата… да лучше всем отсюда уехать, всем, кто не обязан класть свою голову здесь. Я не шучу.
– Всем? Мне, Трифону, другим – уехать подальше? – Лундес вздохнула. Одно дело, когда хотят уберечь лишь одну тебя, и совсем другое, когда о тебе говорят, как о ком-то в числе других.
Она напряженно посмотрела на него и вновь задала вопросы, на которые никак не могла получить нужные ответы:
– Почему ты верил в меня в Утреннем Лике, когда даже брат не верил? Почему до сих пор доверяешь?
Тогда он коснулся рукой ее щеки и поцеловал. Лундес вздрогнула, Фредрик отстранился. Они странно посмотрели друг на друга, а затем Эверли крепко обняла его и на этот раз сама стала целовать.
– Вот, – выдохнула она, оторвавшись ненадолго. – Я чуть с ума не сошла. Мне казалось, что мы вечно будем разыгрывать этот спектакль под названием «я ничего не чувствую» или «мне это невыгодно сейчас».
Он вновь поцеловал ее, а после провел рукой по ее щеке. Понимала ли она, что они делали? Фредрик в этом сомневался, потому что он и сам еще не до конца осознал, что творил.
– Тогда, в Утреннем Лике, – продолжала Эверли, – дело было не в галантности и не в хитростях с магией, признай это. Все не узнавали тебя, все не могли понять, почему ты боролся и защищал меня до конца. Но мы оба знаем почему. Я так долго ждала, что ты сам скажешь это. Признай это, Фред! И сейчас ты хочешь, чтобы я покинула графство, потому что не видишь выхода из сложившейся ситуации, не хочешь, чтобы я погибла. Хочешь удержать меня подальше от врат.