Затаившийся Оракул

Риордан Рик

грозит. Тогда я попросил двух сатиров отнести его носилки в домик Гебы.

Я сделал все возможное и другим. У Кьяры было легкое сотрясение. У Билли Ын случился

приступ ирландской чечетки. Из спин Холли и Лорел нужно было убрать осколки взорвавшейся

рядом с ними пилы.

Как и ожидалось, близнецы Виктор пришли первыми, а теперь они спрашивали, в кого же попало

больше осколков, ведь тогда они могли бы с гордостью говорить о том, через что прошли. Я

приказал

им помолчать, иначе я больше никогда не разрешу им носить лавровые венки. (Имею

на то право, ведь я их создатель.)

Для смертного мои исцеляющие способности были сносными. Уилл Солас намного превзошел

меня, но я не придавал этому такое же значение, как неудачам в стрельбе из лука и музыке.

Полагаю, быть вторым в целительстве уже привычное дело. Мой сын, Асклепий, стал богом

медицины к 15 годам, и я был вне себя от радости. Это позволило мне уделить больше времени

другим увлечениям. Кроме того, для любого бога иметь ребенка, который стал врачом – мечта.

Пока я промывал рану, подбежал Харли, теребя в руках маячок. Его глаза были опухшими от

слез.

— Это моя вина, – бормотал он. – Из-за меня они пропали. Мне... Мне жаль.

Его трясло. Было ясно, что мальчик был в ужасе от того, что я мог сделать.

За последнюю пару дней я уже успел соскучиться по страху смертных. Все мое нутро бурлило

негодованием и злобой. Я хотел обвинить кого-то в моем положении, в исчезновениях, в моем

собственном бессилии что-то исправить.

Но мой гнев сам собой исчез, когда я взглянул на Харли. Я почувствовал себя пустым, глупым,

постыдился самого себя. Да, я, Аполлон... испытал стыд. Это было настолько небывалое

событие, что весь мир мог бы разорваться.

— Все хорошо, – сказал я ему.

Он шмыгнул носом:

— Соревновательная дорожка ушла в лес, хотя не должна была. Они потерялись, и.... и....

— Харли, – я положил свои руки на его, – позволишь взглянуть на твой маячок? Он вытер слезы.

Он, видимо, опасался, что я сломаю устройство, но все равно отдал.

— Я не изобретатель, – сказал я, поворачивая шестерни максимально аккуратно. – У меня нет

способностей твоего отца, но я понимаю музыку. Полагаю, автоматоны реагируют на частоту

энергии на 329,6 Герцах. Она лучше всего резонирует с Небесной бронзой. Если только ты

отрегулируешь свой сигнал...

— Фестус сможет услышать его? – глаза Харли расширились. – Правда?

— Точно не знаю, – честно признался я. – Так же, как и тебе не могло быть известно, как поведет

себя Лабиринт. Но это же не означает, что мы должны прекратить попытки. Никогда не

прекращай создавать, сын Гефеста.

Я вернул ему маячок. На мгновение Харли

уставился на меня с недоверием, но затем обнял

настолько сильно, что чуть не сломал мне ребра, и убежал.

Я позаботился о последнем больном, в то время как гарпии, собирая бинты, разорванную одежду

и сломанные оружия, очищали территорию. Они положили золотые яблоки в корзину и

пообещали, что сделают самые вкусные сияющие яблочные турноверы на завтрак. По настоянию

Хирона оставшиеся полубоги разошлись по домикам. Он уверил их в том, что мы примем

решение о дальнейших действиях утром, но я не собирался ждать. Как только мы остались одни,

я обратился к Хирону и Мэг.

— Я пойду за Кайлой и Остином, – сказал я. – Вы либо со мной, либо нет.

Хирон напрягся.

— Мой друг, ты устал и не готов к этому. Возвращайся к себе в домик. Это не принесет пользы...

— Нет, – я отмахнулся от него точно так же, как я это делал, пока был богом. Этот жест,

наверное, выглядел грубым от шестнадцатилетнего мальца, но меня это особо не заботило. – Я

должен сделать это.

Кентавр опустил голову.

— Я должен был послушать тебя до забега. Ты пытался предупредить меня. Что... Что же ты

узнал?

Этот вопрос остудил мой пыл, словно ремень безопасности. После спасения Шермана Янга,

после услышанных в Лабиринте слов Пифона у меня было чувство, будто я знал ответ. Я

вспомнил имя Додона, истории о говорящих деревьях... Но вновь мой разум был похож на

наваристый суп смертных. Я не мог вспомнить причину моего волнения, не мог вспомнить, что

намеревался делать. Возможно, усталость и стресс взяли свое. Или же Зевс манипулировал моей

памятью, давая мне некие проблески истины, но затем превращая такие моменты из "Ага!" в

"А?"

Я разочарованно взвыл:

— Не помню!

Мэг и Хирон нервно переглянулись.

— Ты никуда не идешь, – твердо приказала мне Мэг.

— Что? Ты не можешь...

— Это приказ, – сказала она. – Ты и носа не сунешь в лес, пока я так не скажу.

Эта команда заставила меня содрогнуться всем телом. Я впился ногтями в свои ладони:

— Мэг МакКэффри, если мои дети умрут из-за того, что ты не дала мне...

— Как и сказал Хирон, ты только погибнешь, так ничего и не добившись. Давай хотя бы

дождёмся рассвета.

Я подумал, как будет приятно в полдень сбросить Мэг из солнечной колесницы. Но потом

маленькая разумная часть меня поняла, что она, может быть, права. Я был не в состоянии в

одиночку идти и спасать кого-либо. От этого я только больше разозлился.

Хвост Хирона двигался из стороны в сторону.