Затемнение в Грэтли
Шрифт:
– С удовольствием принимаю его. И, пожалуйста, не извиняйтесь. Я тоже здесь почти чужая… Но сегодня и завтра я занята.
– Значит, отложим на несколько дней, – сказал я весело. – Я опять загляну сюда, и мы сговоримся. А может быть, у вас есть телефон?
Оказалось, что телефон есть, и я записал номер. Она, видимо, жила тут же, над лавкой. Мы обменялись еще несколькими фразами, и я ушел.
Двумя домами дальше была табачная лавка, я вошел туда, якобы чтобы купить пачку сигарет, хотя заранее знал, что в лавке сигарет не найдется, да и не нужны они были мне. Но лавочники, у которых нет того, что нужно покупателю, обычно рады поболтать с
– Да, просто беда, – сказал лавочник после того, как я заставил его разговориться. – Бывают дни, когда я подумываю о том, чтобы совсем закрыть лавку. Я и жене говорил.
– А между тем у вас, вероятно, не такие уж: большие накладные расходы. Помещение, наверное, обходится вам дешево?
– Дешево! – буквально взвыл торговец. – Господи, да ведь мы платим страшные деньги за аренду. Да, страшные. А как только вас выпотрошили, лавку отбирают, и делайте что хотите!
– Значит, открывать лавку в Грэтли невыгодно?
– Выгодой и не пахнет, верьте слову. Так что, если вы за этим приехали сюда, мой вам совет: лучше поищите в другом месте.
Он говорил не резко, но решительно. Мы расстались друзьями.
Возможно, конечно, что мисс Экстон была одна из тех бестолковых, неопытных и легковерных женщин, которым «страшная» арендная плата кажется находкой. Такого рода женщины обычно и открывают магазины «художественной» дребедени. Но мисс Экстон тем и заинтересовала меня, что явно не была такой женщиной. Однако эта лавка почему-то ее устраивала!
Наш отдел, как всегда предусмотрительный в подобных мелочах, послал еще одно прекрасное рекомендательное письмо непосредственно Хичему, директору завода Чартерен, и я после совсем недолгого ожидания был им принят. Я вручил ему и первое письмо, которое принес с собой. В обоих письмах, разумеется, ни словом не упоминалось о моей связи с отделом. Зато относительно всего остального сообщались фактические данные: мое настоящее имя, возраст, специальность, стаж в Канаде и Южной Америке и все прочее. Самая мудрая политика (а добрая половина пойманных нами шпионов этого не понимала) состоит в том, чтобы не нагромождать ненужной лжи и по мере возможности не отступать от истины. Пока Хичем читал рекомендательные письма, я с легким сердцем наблюдал за ним. Периго описал его точно: это был озабоченный маленький человечек. Я держался гораздо непринужденнее, чем этот бедняга с серым, истомленным лицом человека, который работает до поздней ночи и никогда не бывает на воздухе.
– Знаете, о чем я сейчас думал, мистер Хичем? – спросил я только за тем, чтобы облегчить ему начало разговора.
– Нет. Скажите.
– Я думал о том, что при нынешней суматохе на заводах вам, руководителям, очень тяжело приходится. Вы работаете, как негры…
– Некоторые из нас работают по четырнадцать часов в сутки, мистер Нейлэнд, – сказал он с жаром. – Никогда я раньше не бывал в такой переделке, можете мне поверить. И больше всего времени у нас уходит как раз на то, что тормозит и сокращает производство. Это самое обидное… Если бы я начал вам рассказывать… – И он в порыве отчаяния взъерошил редеющий хохолок, который война еще оставила ему на макушке.
Как я и рассчитывал, лед был сломан.
– Так вот, мистер Нейлэнд, – начал он, снова пробежав глазами письмо, – нам, конечно, пригодились бы здесь один-два дельных человека, знающих толк в организации труда. Будь у вас хотя бы небольшой опыт инженера-электротехника, я мог бы вам твердо обещать место. Но такого опыта у вас нет.
– Нет. Что верно, то верно. – Все шло как по писаному.
– Лично я считаю, что чисто технический опыт сейчас не так важен, как умение организовать работу в широком масштабе, руководить ею и все такое, – продолжал Хичем. – А это вы, по-видимому, умеете. Но согласится ли со мной правление, это еще вопрос.
Я только того и ждал.
– Это не к спеху, мистер Хичем, и я никак не хотел бы вас затруднять. Я прошу только, чтобы вы доложили правлению, кто я такой и какая у меня квалификация. Ну, и замолвили за меня словечко. А я пока поболтаюсь в Грэтли.
Мой ответ явно успокоил его и очень расположил в мою пользу. Я воспользовался этим и попросил у него письмо к директору Белтон-Смитовского авиационного завода, пояснив, что, раз я уже здесь, я хотел бы узнать, не найдется ли хоть у них работы по моей специальности. Он сразу согласился и тут же продиктовал письмо своей секретарше. Это лишний раз подтвердило то, о чем я неоднократно говорил у нас в отделе: любому человеку, говорящему по-английски, если только он не будет выставлять напоказ Железный крест, достаточно иметь одно рекомендательное письмо сомнительного происхождения, чтобы получить возможность спокойно и свободно высмотреть у нас все, что ему нужно.
– Я обычно в это время обхожу цеха, – промолвил Хичем, кончив диктовать письмо. – Не хотите ли посмотреть, как мы работаем?
Он очень гордился своим заводом и часа полтора водил меня из цеха в цех, объясняя, что они здесь делают и какие при этом испытывают затруднения. Вокруг все были заняты работой. Странное дело – постоянно приходится читать про такие военные заводы, где у половины людей только и дела, что строить модели самолетов да играть в футбол, а между тем я до сих пор ни разу не видел такого завода. Если эти люди притворяются только для того, чтобы обмануть начальника, то начальнику следовало бы знать, что его обманывают, а иначе какой же он начальник? Во время осмотра завода я был начеку, понимая, что здесь вполне может оказаться кто-нибудь из военной разведки или Особого отдела. И если я с этим человеком уже встречался или работал вместе, он меня, конечно, узнает. Однако ничего такого не произошло.
К концу нашей долгой прогулки по заводу я уже с невольной грустью думал о том, что я все еще ловлю шпионов, хотя мог бы заниматься настоящим серьезным делом на производстве. Мне всегда нравилось руководить честными рабочими, создавать крепко спаянный коллектив. А ничего этого не было в моей нынешней деятельности. Каждый из нас почти всегда действовал в одиночку, слоняясь повсюду, разнюхивая, выслеживая выслушивая людское вранье. Конечно, и в этой работе есть нечто увлекательное. Но в тот день я этого не ощущал. Как я вам уже говорил, мне была не по душе моя миссия в Грэтли.
Хичем поручил кому-то переписать мои письма, поэтому, обойдя цеха, мы направились через двор к заводской конторе. Но Хичема догнал и остановил один из мастеров, и я пошел дальше один. Неподалеку от входа в контору я остановился, поджидая директора. Полицейский сержант, разговаривавший с кем-то у ворот, подошел теперь ко мне. Это был молодой парень, вероятно, недавно произведенный в сержанты и не в меру распорядительный. У него был выступающий вперед подбородок, который в наших иллюстрированных журналах всегда символизирует сильный характер, ум, стойкость, а в действительной жизни, по моим наблюдениям, является лишь признаком безнадежной тупости.