Затерянные в Чарусах
Шрифт:
Когда же Валерий решил поспать еще хоть немного в надежде, что проснется дома в кровати, и попытался поуютнее завернуться в одеяло, то вздрогнул от неожиданности и окончательно вспомнил все. Он был накрыт… шкурами. Да, он уже спал под такими в этой болотной деревеньке. Сердце стукнуло несколько раз весьма ощутимо, но осмысление происходящего почему-то не вызывало тревоги. Как будто он не заблудился так страшно, а всего лишь попал в забавное приключение. Даже воспоминания о жутких превращениях Пелагии казались смешными, и это почти настораживало. Следовало бы паниковать, а он безмятежно потягивался, с удовольствием предаваясь прелести
Валерий вышел во двор и проверил карманы. Все было на месте. Спички, складной нож, бумажник и даже забытая пластинка жвачки.
Дверь в избе приоткрылась. Из проема бесшумно выскользнула Пелагия, задрала юбку и, постанывая от удовольствия, стала мочиться прямо у крыльца. С притворным удивлением, но, нисколечко не смутившись, заметила вчерашнего гостя. Она спокойно доделала свое дело, быстренько и даже с некоторым кокетством поправила одежду, подбежала к нему, противно хихикая. Поцеловала взасос, подмигнула и, пакостно похрюкивая, убежала в дом. Валерий сплюнул, вытер губы. — «Кикимора», — подумал брезгливо и передернулся от отвращения.
В его новом обиталище было прохладно. Пришлось принести несколько вязанок хвороста и растопить печь. Потом захотелось прилечь и спокойно поразмышлять, как вести себя дальше в этой дурацкой деревеньке. И, чем больше он думал, тем больше растерянности и вопросов возникало в голове. Вспомнился разговор с необычным профессором, потом перед глазами всплыл образ намыливающейся Лидии. Ее высокая грудь, с маленькими сосками, ее детские ладошки, шлепающие по воде. И это личико, любознательное и абсолютно невинное…
…В памяти, как будто из небытия, возник незнакомый, переливающийся разноцветными огнями праздничный город. Его улицы были заполнены людьми, готовыми веселиться по любому поводу. Пьяные дебильные лица, шум, гам, крики. Вереницы автомобилей ползали внутри толпы, неутомимо сигналя. Их владельцы искали место парковки в непрерывно сжимающемся пространстве. Наверное, им не терпелось принять участие во всеобщем разгуле. И никто не замечал приближающейся опасности: этот непрерывно усиливающийся ветер… Сначала совсем осторожный, способный гнать по улицам обертки от чипсов и мороженого, фантики от шоколадок, рваные пакеты. Потом в его нарастающем потоке замелькали головные уборы, зонтики, какие-то тряпки, и вдруг сами люди, кувыркаясь и истошно вопя, понеслись во вздымающемся смерче в призрачную грязно-черную даль. И, догоняя их, крутясь, лязгая друг о друга, все так же нервно сигналя, в свирепой свистопляске скрылись в небытие автомобили. И город стал чист и тих…
Неожиданно Валерий проснулся. Перед ним стояла улыбающаяся Лида. Он посмотрел на нее и тоже заулыбался.
— Пойдем
Валерий встал, увидел на столе дымящийся картофель в глиняной миске, с кусочками сала, кружку с молоком и мед в берестяном туесочке. Недолго размышляя, он принялся за еду, а Лида все смотрела на него и смотрела…
— Ты тоже поешь, — сказал Валерий, но девушка мотнула головой, дав понять, что не хочет.
В горницу вошел Николай. Увидев Лиду, он помрачнел и затоптался в нерешительности, не зная, что говорить и что делать.
— Вы… уже завтракаете? А там Пелагия еду приготовила… Пойду я тогда, раз так…
— Может с нами? — предложил Валерий. — Заодно поговорим. У меня много вопросов.
— Вопросы никуда не денутся, в отличие от ответов, — изрек Николай уже в дверях. — А вообще приходи, коль надумаешь.
Лида сидела насупившись. Личико ее перестало сиять, губки недовольно сжались.
— Я тоже пойду. Надо клюкву просушить. Сом с Мисосом вчера в болота ходили — твои мешки искать. Один дед нашел, тут неподалеку, а второй Мисос только к вечеру притащил. Где-то за Читовыми топями ты его утерял. Это далеко отсюда.
— Как же он его разыскал? — удивился Валерий.
— Чутье у него какое-то. Говорят, он тонул не раз и всегда из трясины вылезать умудрялся. Всю жизнь его вроде бы знаю, а совсем человек чужой, непонятный. А ты ешь, ешь, я посуду попозже заберу…
Валерий остался один. Он перестал жевать, и все сидел, думал. Потом пододвинул мед и стал есть его ложкой, запивая большими глотками молока.
11.
Дверь скрипнула, и в горницу вошел новый посетитель. Бегло осмотрел стены, ухмыльнувшись, перекрестился на царя, зачем-то заглянул в печь и остановил взгляд на недоеденной картошке.
— Завтракаете? — спросил скрипуче. Тут же подсел к столу и уставился на Валерия придурковатым взглядом. При этом все его тело, от ступней до макушки, находилось в каком-то странном движении, нервно подрагивало, колыхалось. Лицо, заросшее неопрятной клочковатой бородой, было испещрено морщинами и рубцами. Зубы, кривые и желтые, торчали изо рта.
Валерий подтолкнул к нему миску с картошкой.
— Не люблю доедки, — отчеканил мужичок и перевел взгляд на туесок с медом.
Валерий протянул мед, но странный посетитель тут же стал коситься на сало.
— Будешь? — спросил Валерий.
— Невкусная еда, — сморщился гость.
— А какая вкусная?
— Ты — вкусный, но я уже завтракал, — сказал пришедший и перестал пялиться на еду.
— И кого же ты слопал? — спросил Валерий. Ситуация и потешала, и злила. Он не верил, что этот идиот смог бы одолеть его, заявись даже с топором. Очень хотелось дать непрошенному гостю в морду и вытолкать из дома, пиная ботинками в зад.
— Грибы кушал, — вздохнул мужичок.
— А хотелось бы человечинки?
— Не… не люблю. Они любят…
— Кто они?
— Все.
— Я кое-кого видел. Кто они. Оборотни или люди?
— Они — люди.
— А ты?
— Я?.. Не знаю кто я. Забыл.
— Ты можешь вывести из болот?
— Я?! — На миг показалось, что в глазах посетителя промелькнул смысл, но он тут же прикрыл их, словно задумавшись.
— Не-е. Я боюсь.
— Кого?
— Их.
— Кого именно?
— Их всех.
— И профессора?
— Не-е. Профессор хороший. У него квас вкусный.