Затерянные в Чарусах
Шрифт:
— А ты, значит, шофер вездехода?
— Ну, да…
— А только что сказал — беглый.
— Так ведь я вездеход угнал. Если бы вернулся, как пить дать, посадили бы. Он же много тысяч стоит.
— Про двигатель внутреннего сгорания что-нибудь знаешь? — спросил Валерий.
— Знаю. Карбюратор, цилиндр, поршень…
— И это все?..
— Свеча зажигания.
— А зачем она нужна?
Николай сморщился.
— Забыл я. Раньше помнил, а теперь запамятовал.
— Забыл, зачем нужна свеча зажигания?
— Ну не шофер я, не шофер.
Теперь удивился Валерий. Прокофий был невозмутим.
— Угнал
— Угнал? — Прокофий полюбовался на отточенное лезвие топора.
— Самогонки напился. Сначала девчонок катал, а когда назад ехал, зацепил кого-то. Испугался. Понял, что тюрьма светит. Выпил еще бутылку со страха, да и погнал. Всю ночь гнал. Пока бензин не кончился. Очнулся вот здесь.
— И сколько же ты проехал?
— Да откуда мне знать. На спидометр не смотрел, не до этого было. На сколько бензина хватило, столько и проехал. Если бак целый был, так километров двести, наверное, а может и триста.
— В деревне той с кем жил?
— С маманей. Отец в город уехал. Прижился там с кем-то и не вернулся.
— Скотину держали? Овец, свиней.
— И овец и свиней. И корову.
— А кот у вас был?
— Кот? — Допрашиваемый вдруг насторожился. Он тряхнул головой, и пряди волос упали на глаза. Но Валерий видел: сделано это не случайно. Николай наблюдал за ними из-под косм.
— Не было у нас кота.
— А мыши?
— И мышей не было.
— Как не было? Они у всех бывают. Особенно если нет кота.
— Ну, может, и были. Помню я, что ли все. Сколько лет прошло.
— Да как это про мышей можно забыть? — удивился Прокофий. — Они же такие вкусные, особенно с грибами.
— Вкусные? Что-то не помню я, чтобы мы мышей ели. Путаешь ты что-то. — Николай оттопырил губы, как будто пытаясь вспомнить.
— Нет, не деревенский ты парень. И говор у тебя не деревенский…
— «Каждый мальчишка успешно освоил это дело», — произнес Валерий, чеканя слова. — Ни один деревенский так не скажет…
— Вот-вот, — обрадовался поддержке Прокофий. — Да, парень. Не похож ты на шофера. Разговариваешь, как городской. Руки у тебя гладкие. Подозреваю, что тем хирургом был ты, а вовсе не Аркадий Аркадьевич и производство «барсучьего сала» наладил вовсе не он.
— Ерунда, какая, — шмыгнул носом Николай. — Я бы до такого вовек не додумался.
— Именем Сталина, признавайся! — прохрипел бывший чекист.
— В чем?!
— Кто ты?!
Валерий проснулся. Было еще совсем темно. Ноги мерзли, и он подпихнул к ним побольше сухого мха. «А ведь действительно говор у него не деревенский», — подумал и вновь задремал.
Утром на своем островке он обнаружил камень. Одна его сторона была покрыта зеленовато бурым мхом. Валерий перекусил, потом достал кружку. Принес немного воды. Опустил в нее компас. «Что это? Мох должен быть с северной стороны. А компас? Острие на север, ушко на юг. Но это неправильно! Получается, что направление, которое он считал югом, на самом деле… Но на севере нет дорог на сотни километров!». — Он обошел камень. Опять опустил компас в воду. Теперь стрелка повернулась
«Боже, Боже», — в ужасе повторял Валерий, тупо глядя в лужу. Поплавок неожиданно поплыл в сторону, а в воде появилось лицо деда Сома.
— Иголку мою стырил! — скрипуче и грозно произнес дед. — Вот этого я тебе никогда не прощу.
Валерий хотел обернуться, но, кажется, его кто-то ударил по голове и он потерял сознание.
29.
Очнулся уже в деревне. В чьем-то дворе. Вокруг стояла толпа. Герасим и Прошка пинали его ногами. Сом бил палкой. Не больно. Палка была сухой и легкой, и деда это чрезвычайно сердило. Он аж синел, намахиваясь изо всей силы, а удара не получалось.
— Ногами бей, — посоветовал товарищу Прокофий.
Дед сопел, кряхтел, замахивался, но и ногами у него не получалось, — от своих замахов он сам чуть не падал.
В сторонке веселился Мисос. Дурачок был очень возбужден, и хотя сам не бил, но шумно радовался удачам других, комментируя каждый удар: «Эх!.. Да!.. О-хо!.. Так его!..».
Подскочила Пелагия.
— Не захотел меня, отверг, а ведь я старалась, — прошипела со злостью в ухо пленнику. — Теперь получай! — Она впилась в его губы зубами, прокусила их и слизнула брызнувшую кровь шершавым языком. Потом вцепилась в лицо ногтями, рванула вниз, срывая целые куски кожи.
— «Боже, как больно!», — уже в шоке подумал Валерий.
Пелагия отдернула руки. С ее пальцев капала кровь, с ногтей свисали полоски кожи. С довольным видом она осмотрела результат своего деяния и куда-то исчезла, отпихнутая очередным вершителем правосудия. Валерий вдруг понял, что его сейчас будут убивать. Он увидел заплаканное лицо Лиды. Ее гнали, кажется, даже пинали. Она побежала, а Мисос, кривляясь, догнал ее, шлепнул ногой по заду и так же кривляясь вернулся к команде победителей.
— Николай! — разбитыми в кровь губами позвал Валерий. — Спаси!..
Появилось лицо Николая искаженное злорадной мстительной гримасой. В руках он держал огромный хирургический скальпель. Почему-то отчетливо вспомнилось: точно такой ему приходилось однажды видеть. В морге. И еще где-то. Бывший водитель вездехода, а может быть несостоявшийся пластический хирург, склонился, спихнул с головы Валерия шапку, деловито примерился и четким профессиональным движением взмахнул два раза своим жутким инструментом. Подхватил окровавленные уши жертвы и радостно заржал: