Затерянный мир Кинтана-Роо
Шрифт:
Мигель молча взял мой хенекеновый мешок, приделал к нему ремень из волокна хенекена и взвалил на плечи. Ремень охватывал его лоб. Заметив, как неловко я тащу свою сумку, он остановился и привязал к ней полоску материи, чтобы и мне можно было перенести нагрузку на лоб. Такой способ носить тяжести оказался на удивление удобным. Сумка сразу потеряла вес, да и руки освободились.
Кокаль Ак тянулся на две мили, а потом мы вышли на каменистый берег. Размытый морем серый коралловый известняк был сплошь покрыт острыми выступами и усеян дырками, будто сыр. Если тут упадешь, то весь изрежешься об острые края и зубцы. Вымытые кое-где глубокие ямки заставляли идти с величайшей осторожностью, так как об их края можно было в один миг сломать ногу.
Я не знал толком, куда мы идем и сколько надо еще пройти. От Мигеля я сумел узнать только расстояние в лигах — три лиги. Где-то я слышал, что одна лига равна двум с половиной милям, но вскоре мне пришлось пересмотреть такое определение. В Кинтана-Роо лига очень неопределенная единица, она означает расстояние, которое можно пройти за час, и изменяется в зависимости от характера местности и скорости пешехода. Три лиги казались мне бесконечными. Нам понадобилось четыре с половиной часа, чтобы добраться до Акумаля.
После часа ходьбы путь нам преградила лагуна среди высоких болотистых зарослей. Это была калета Ялкоу. Идти дальше по берегу моря стало невозможно. Вынув мачете, Мигель начал прорубать дорогу сквозь густые заросли. Передвигались мы очень медленно, ноги наши по щиколотку вязли в липкой, нагретой солнцем грязи.
Когда мы прошли ярдов триста, Мигель вскарабкался на ствол поваленного дерева и показал на стены полуразрушенного храма, выступающие над зарослями, — еще один след древних майя. Тут я впервые подумал, что испанским конкистадорам приходилось не так уж туго. Земля эта была тогда цветущим краем. Во всяком случае испанцы не страдали от бездорожья, они шли по тропам древних майя. Там, где теперь тянулись лишь дикие джунгли, раньше поднимались города и селения, в них всегда можно было найти воду, а может быть, кров и пищу. Нам же с трудом приходилось прорубать себе путь сквозь заросли. Я с восхищением смотрел, как ловко орудовал Мигель своим мачете. Срубленные сучья, корни, листья пальм валились перед ним беспрерывно с обеих сторон. Под шум ударов и шелест падающих ветвей мы медленно продвигались сквозь чащу.
Через час снова показалась лагуна, бирюзовой рекой уходившая в глубь побережья, и вскоре мы уже шли по голому ноздреватому камню. К моему удивлению, это оказался естественный мост — тонкий пласт известняка, вымытый морем. Внизу со всех сторон голубела прозрачная вода — целая подземная сеть соединенных друг с другом маленьких сенотов, наполненных морской водой. По словам Мигеля, тут было царство ламантинов, удивительных тропических животных вроде тюленя. Ламантина считают виновником возникновения легенд о русалках. На это животное размером с крупного моржа индейцы охотятся до сих пор ради его мяса. Говорят, что оно вкуснее свинины. Из толстой жесткой кожи ламантина делают хлысты и веревки. Есть поверье, что человек никогда не может оправиться после удара таким хлыстом. Как я ни всматривался в прозрачную голубую воду, где сновали яркие рыбки, увидеть прославленных ламантинов мне так и не удалось.
Солнце немилосердно жгло нам спины, пока мы шагали по камням среди сенотов. Как же отрадно было наконец вступить под прохладную сень джунглей! Мы снова принялись прорубать себе дорогу среди пальм и лиан. Ноги наши утопали в зловонной грязи, а вокруг головы гудели неотвязные комары. Ремни на лбу не давали двинуть шеей, и комары впивались в наши неподвижные лица. Казалось, Мигеля они нисколько не беспокоят, я же все время размахивал руками, пытаясь отогнать назойливых насекомых, благо руки у меня были свободны.
В час или два пополудни мы опять вышли к морю и по песчаному пляжу добрались до пальмовых рощ. Это был Акумаль. На берегу стояли три хижины, окруженные частоколом. Мигель издал свой особый крик «у-угх» и получил на него ответ. За частоколом появился низкорослый метис, он открыл нам ворота. Уставший до полусмерти после восьмичасовой дороги, я присел отдохнуть и попросил Мигеля срезать кокосовый орех. Утолив жажду, я собрался выяснять, можно ли заночевать в Акумале, но, оказывается, Мигель уже договорился, чтобы кто-нибудь проводил меня дальше. Сам он поспешил обратно в Ак, отказавшись принять от меня какую бы то ни было плату.
Я остался один с хозяином Акумаля. Звали его Руфино. Он велел мне подождать, пока его жена, красивая, миниатюрная индеанка в уипиле, пекла ему тортильи. Мне Руфино еды не предложил, а когда сам кончил есть, объявил, что проводит меня только до конца кокаля. Там, в двух милях отсюда, жили четверо его рабочих, которых он нанял для сбора копры. Может быть, кто-нибудь из них и согласится проводить меня дальше.
Мы шли вдоль берега в тени кокосовых пальм. Я с трудом тащил свои мешки, стараясь не отставать от Руфино. Вдруг издали донеслись какие-то неясные звуки. Руфино остановился, и мы оба начали прислушиваться. Это был человеческий крик. Он становился все громче и громче, а потом в дальнем конце кокаля показался человек. Не переставая отчаянно кричать, человек направился в нашу сторону. Теперь я увидел, что это индеец. Весь взмокший, еле переводя дух, он подбежал к Руфино и что-то сказал ему на языке майя. Не успел я ничего сообразить, как Руфино повернулся и помчался обратно по берегу, оставив меня с индейцем, который все еще тяжело дышал и был чем-то сильно возмущен и взволнован. Явно тут случилось что-то серьезное. Мне вдруг захотелось бросить свои мешки и убежать вслед за Руфино.
Страх охватил меня еще сильнее, когда через несколько минут Руфино прилетел как безумный обратно. В руках у него было ружье. Не говоря ни слова, он выстрелил куда-то мимо нас и скрылся среди пальм.
Я стал расспрашивать индейца, что случилось, но тот почти не говорил по-испански. Сначала из всего потока слов я мог разобрать только то, что зовут его Бенансио и что он из Чан-Санта-Круса. Индеец с гордостью повторил это несколько раз.
Я уже был порядком наслышан об индиос сублевадос, поэтому старался держаться поосторожнее с этим индейцем, хотя и заметил, что у него не было никакого оружия, даже мачете.
Когда индеец наконец отдышался, я начал немного понимать, что он говорит. Очевидно, трое остальных работников, нанятых Руфино, оказались грабителями. Они украли у Бенансио ружье и, что еще хуже, забрали его мачете. Вот Руфино теперь и бросился вслед за ними, предупредив выстрелом людей в соседнем кокале.
Вскоре я узнал, что именно эти трое грабителей плыли со мной на «Лидии» с Косумеля. В Акумале они нанялись на работу, чтобы при первом же удобном случае прихватить с собой все, что можно, и сбежать. Недаром эти трое показались мне подозрительными еще на «Лидии». Слава богу, что в Пуа мне не пришлось провести с ними ночь в одной хижине. Уходя на рассвете, они наверняка бы унесли с собой все мои вещи.
Продолжая тихонько ругать бандитов, забравших его мачете, Бенансио взвалил себе на спину мои вещи, и мы двинулись вдоль берега, сначала по рыхлому песку, а потом по камням. Бенансио шел впереди, я за ним.
Через два часа показался следующий кокаль. Там мы застали хозяина Акумаля, который разговаривал с каким-то мужчиной. Грабители прошли через кокаль часа два назад, так что преследовать их не было смысла. Руфино решил вернуться домой, а Бенансио остался со мной. Кокаль назывался Матансерос. На мои расспросы о развалинах мне ответили, что тут есть только один дом, на самом кокале. Когда-то он принадлежал пиратам.