Затерянный мир
Шрифт:
– Да, он мне звонил.
– Хорошо, – все так же любезно кивнул Доджсон. – Значит, он уже там. Я надеюсь на это.
С палубы долетела перебранка на испанском, потом появился капитан и перегнулся через борт:
– Сеньор Доджсон, все готово.
– Отлично. Великолепно. Поднимайтесь на борт, мисс Хардинг. Мы отплываем!
Кинг
Выпуская клубы черного дыма, рыболовное судно покинуло пристань и вышло в открытое море. Говард Кинг чувствовал под ногами вибрацию корабельных двигателей и слышал скрип дерева. Он прислушивался
Доджсон снова пошел по грани. Снова испытывает судьбу.
Этого Кинг боялся больше всего.
Говард Кинг знал Лью Доджсона почти десять лет, с тех пор, как попал в «Биосин» молодым выпускником Беркли. Он был обещающим исследователем и намеревался покорить весь мир. Кинг занимался проблемой свертывания крови. В то время это была перспективная тема, и все надеялись найти способ рассасывать тромбы в артериях у пациентов с сердечно-сосудистой недостаточностью. Фармацевтические компании наперегонки старались открыть новое лекарство, которое спасет множество жизней и принесет кучу денег.
Сначала Кинг работал над многообещающим веществом Гемаглаттин В-5, или ГГВ-5. Предварительные тесты показали, что оно рассасывает тромбы с невероятной скоростью. Кинг стал самым знаменитым исследователем «Биосина». Его фото красовалось во всех газетах корпорации. У него была собственная лаборатория и бюджет в полмиллиона долларов.
А потом, совершенно неожиданно, все пошло прахом. Во время проверок на людях ГГВ-5 не сумел рассосать тромбы ни при инфаркте миокарда, ни при легочной эмболии. Хуже того, у этого препарата оказались кошмарные побочные действия: желудочные кровотечения, экзема и разные неврологические трудности. Когда один из пациентов скончался в корчах, компания остановила исследования. За неделю Кинг потерял свою лабораторию. Ее отдали недавно появившемуся датскому исследователю, который работал над экстрактом слюны желтой личинки с Суматры.
Кинг переехал в меньшую лабораторию. Он решил, что проблемы крови ему надоели, и взялся за обезболивающие. Вот интересный момент – исследование протеина африканской рогатой жабы, который как будто обладал наркотическим эффектом. Но он растерял былую уверенность, и когда компания проверила его работу, то решили, что это исследование бесперспективно и опыты по нему вести уже не стоит. Проект по рогатой жабе был прикрыт.
Кингу было тридцать пять, и дважды он потерпел поражение. Его фотографии уже нигде не вывешивались. Болтали, что в следующем году компания вышвырнет его за дверь. Когда он предложил новый исследовательский проект, ему сразу же отказали. В жизни Кинга потянулась черная полоса.
Потом Лью Доджсон предложил поехать с ним.
Доджсон заслужил нелестную репутацию у исследователей, его называли «перехватчиком» за талант выхватывать чужую работу из-под носа и выдавать за свою собственную. Раньше Кинг никогда бы не стал с ним связываться. Но теперь он согласился и пришел на встречу в дорогой ресторан Сан-Франциско, где подавали морепродукты.
– Работа исследователя трудна, – начал Доджсон.
– Естественно.
– Трудна и рискованна. Исследования редко
– Это вы говорите мне? – скривился Кинг.
– Но таковы правила игры, – пожал плечами Доджсон и высосал клешню краба.
Кинг промолчал.
– Лично я рисковать не люблю, – продолжил Доджсон. – А первопроходцы всегда рискуют. Большинство новых идей никуда не годится, так что новые разработки терпят крах. Такова жизнь. Раз ты взялся за исследование, будь готов к провалу. Хорошо, если ты работаешь в университете, где провал прилично оплачивается, а успех подвергается остракизму. Но в промышленности... нет. Разрабатывать собственные идеи в промышленности – не лучший путь для карьеры. Наживешь только кучу неприятностей. Что и случилось с вами, мой друг.
– Что же мне делать? – спросил Кинг.
– Ну, у меня есть свой научный метод. Я называю его направленным исследованием. Если только минимальное число идей приносит плоды, зачем трудиться и искать их самому? Это слишком трудно. Пусть это сделают другие – оставьте им весь риск – оставьте им возможность добиваться так называемой славы. Я лучше подожду и возьмусь за идеи, которые уже доказали свою успешность. Возьми хорошее и сделай его еще лучше. Или, по крайней мере, измени его, чтобы запатентовать. И присвоить. Вот и результат.
Кинга поразила прямолинейность, с которой Доджсон открыто признавал себя вором. И вовсе не смущался. Кинг некоторое время поковырялся в своем салате.
– А почему вы рассказываете это мне?
– Потому что я имею на вас виды, – ответил Доджсон. – У.вас есть амбиции. И вы расстроены. Говорю вам, Говард, не нужно расстраиваться. И вовсе не обязательно вас уволят в следующем году. Хотя к этому все идет. Сколько вашему ребенку лет?
– Четыре.
– Это ужасно – потерять работу, имея на руках такую молодую семью. А другую работу попробуй найди. Кто предоставит вам еще один шанс? К тридцати пяти годам ученый уже заслуживает определенную репутацию, или он никакой не ученый. Я не считаю, что это правильно, но это общий образ мысли.
Кинг прекрасно знал этот образ мысли. Общий для всех биотехнологических компаний Калифорнии.
– Но, Говард, – тихо произнес Доджсон, наклоняясь поближе, – вас ждет удивительный мир, если вы смените точку зрения. Начните жить заново. Я считаю, что вам необходимо поразмыслить над моими словами.
И через две недели Кинг стал личным помощником Доджсона в отделе Будущих биологических течений – так в «Биосине» назывался отдел промышленного шпионажа. И за последние годы Кинг снова поднялся в табели о рангах «Биосина» – потому что Доджсону он нравился.
Сейчас Кинг считался преуспевающим человеком: «Порше», закладные, развод и ребенок, которого он видел только по выходным. И все потому, что Кинг согласился быть вторым в команде – работая дни напролет, вникая в детали и вытягивая босса из всех передряг. За это время Кинг успел прекрасно изучить Доджсона – его харизматичность, его взгляд на жизнь, его темные и светлые стороны. Кинг решил сдерживать проявления темной стороны натуры босса, и многие годы ему удавалось это.
Но иногда он не справлялся.