Затон
Шрифт:
Дед, а кто такие буки?
А-а, это у нас так букмекеров кличут.
Дед, на. – Вадя протянул ему тысячерублевую бумажку. – Поставь за меня. Вот на ту красивую лошадь, с пятым номером.
Это на Колокольчика-то? – изумился дед. – Да ты сдурел парень… Ну, ладно, хозяин – барин. Проверим еще раз правдивость поговорки. Давай деньги. – Взяв купюру, дедок шагнул в проход и направился вниз, но, опустившись на несколько ступеней, он, хлопнув себя по кепке, как будто вспомнив что-то важное, развернулся и громко поинтересовался: – Тебе как, в одинар или экспрессом?
Решай сам, – махнул рукой Вадя.
Обстановка на трибунах также не походила на футбольную. Народ то сходился кучками, то рассаживался по местам, кто-то постоянно уходил с трибуны, кто-то приходил. Вадя посмотрел направо и вверх. Там, судя по всему, были ложи, и публика собиралась посолиднее.
Какого черта мы здесь уселись, не могли туда пойти? – спросил он у Эди, кивнув головой в сторону лож.
Так надо, – не вдаваясь в объяснения, коротко ответил Эдя.
Зазвенел колокол. Лошади выстроились на старт. Снизу появился запыхавшийся дед.
Ну, парень. Я всю тысячу зарядил на Колокольчика, как ты сказал. Проверим твою везучесть.
Колокольчик вырвался в лидеры со старта и пошел, пошел, пошел, опережая ближайшего преследователя более чем на корпус.
Ну, ты даешь, парень, ну, ты даешь, – приговаривал дед, даже перестав жевать свою беломорину.
Вадя прямо-таки почувствовал, как адреналин бурным потоком хлещет в его кровь. Настоящий живой азарт! Куда там рулетке, куда там блэк джэку!
Колокольчик вырвался на финишную прямую, оставив всех далеко позади.
Ай да Бурмистрова, что за руки, что за руки, – причитал дед.
Еще немного, и Колокольчик пересек финиш.
Ай-яй-яй-яй-яй! – фальцетом вскричал дед.
О-о-о-о-о! – радостным басом вторил ему Вадя. – Мы первые! Мы первые! Мы первые! Я выиграл! Выиграл! Выиграл!
Не радуйся, засбоил он. – Толкнул дед Вадю локтем в бок.
Что? – не понял Вадя.
Засбоил он на финише, на галоп, то есть, перешел. Надо рысью, а он галопом. Понял? – Дед был искренне огорчен. – Но Бурмистрова-то, а? Колокольчика чуть было первым не привела.
Так я не понял, я, что, не выиграл? – уточнил Вадя.
Нет. Сняли его с забега. Плакала твоя тысяча, – объяснил дед.
Внизу, через ряд, кто-то, восхищаясь, делился с соседом:
Козлов-то каков! Вот это руки! Да?
Да что твой Козлов, – ринулся в атаку возмущенный дед. – Вот у кого руки, так это у Бурмистровой. Вот это руки! Самого Колокольчика на финиш почти что первым притащила!
Вот именно, почти что! – ответили снизу.
Вадя, раздувая ноздри, с упоением втягивал в себя этот воздух, наэлектризованный азартом.
Эдя дернул его за полу пиджака.
Сядь, чего стоишь. Вон, видишь того мужичка в светлой ветровке? – спросил он, когда Вадя опустился на скамью рядом с ним.
Где? – Вадя шарил глазами по полю, выискивая себе нового любимчика среди разминающихся участников нового забега.
Да вот же он, у парапета стоит, – кивнул Эдя.
Пошарив глазами по трибуне, Вадя обнаружил человека, на которого ему указывал Эдя.
Невысокий, плотный мужик в светло-серой куртке с пышной, заботливо уложенной шевелюрой.
Вижу. И что? – поинтересовался Вадя.
Сейчас подойдешь к нему, протянешь десятирублевую купюру и скажешь: «От первого к пятому через все заезды». Послушай, что он тебе ответит.
Что за абракадабра? – изумился Вадя. – А, понял… Он букмекер, да? Бук, то есть. Ты хочешь, чтобы я сделал ставку? Но, Эдька, подожди. Я еще не определился. И почему только на десятку? Что за крохоборство такое! – От всей души возмутился он.
При-ду-рок, – процедил сквозь зубы Эдя. – Ты сюда что, играться пришел или дело делать? – И, наклонившись к самому его уху, прошептал: – Кого из квартиры выкидывают? На ком долг висит? Кого, в конце концов, обещала шлепнуть Анна, меня или тебя?
А… я все понял… – внезапно осипшим голосом пробормотал Вадя.
Эпизод 6. Анна. Москва. 2006
Сегодня она вернулась домой рано. Последние дни, после возвращения из Франкфурта, Анна бездельничала. Но за свои двадцать семь лет она так и не научилась лениться со вкусом. Редко случавшееся в ее жизни безделье все равно получалось у нее каким-то уж слишком активным. Вот и сейчас, оставшись без работы и пообещав Эде ничего не предпринимать целых десять дней, Анна заполняла свободное время длительными, бесцельными прогулками по Москве. Она болталась по улицам, заходя в магазины, церкви и кафэшки. Обедала в незнакомых, случайно попавшихся ресторанчиках. Когда по пути ей встречались художественные галереи, с удовольствием проводила там несколько часов и даже посетила пару музеев. Знакомые с детства улицы глазами пешехода виделись совершенно иначе, чем с водительского места автомобиля. За те годы, что она не пользовалась общественным транспортом, в городе появилось много нового. И не всегда это новое ей нравилось. Чаще пугало и расстраивало.
А иногда было так здорово просто посидеть на скамейке, где-нибудь на бульваре, наблюдая за молодыми мамашами и заботливыми бабульками, выгуливающими детишек. Уже позади были майские праздники, уже минули черемуховые холода, а немногочисленные в центре деревья, еще не задушенные асфальтом и угарным газом, уже украсили себя молодой, клейкой зеленой листвой. В город на мягких кошачьих лапах тайком пробиралось застенчивое московское лето.
Вечером Анна отправлялась в театр, возвращаясь домой ближе к полуночи, но сегодня как-то что-то не сложилось, наверное, такое безделье уже утомило ее, и около шести вечера она подходила к родительскому дому. Отцовская «пятерка» уже стояла у подъезда. «Значит, родители дома», – подумала она.
Добрый вечер, – поздоровалась Анна с бабульками, сидящими на скамеечке возле подъезда.
Здороваясь и доставая ключи, она сбилась с шага и, сама того не желая, остановилась прямо напротив скамейки, словно завороженная любопытствующими взглядами старушек. Бабки эти, казалось, сидели на этой же самой скамейке и десять, и двадцать, и двадцать пять лет назад.
Добрый, добрый, – вразнобой ответили бабульки. – Что-то, Анечка, давно тебя видно не было. Уж не замуж ли вышла? – Полюбопытствовала одна из них.