Затон
Шрифт:
Что случилось?
Разговор есть. Пойдем.
Так давай здесь и сядем. Народу, видишь, сегодня нету. – Бук повел рукой, указывая на трибуну.
В том-то и дело, что нету. Пойдем внутрь, в толпе удобнее.
Они прошли в кассовый зал и заняли место у высокого столика, откуда бук с помощью буфетчика согнал четверых юнцов.
Два кофе, – заказал бук, и буфетчик тут же метнул им на стол два пластиковых стаканчика с молочно-коричневой бурдой и две тарелки с шашлыком.
От меня лично – дарагому гостю. Па-адарак. – Осклабившись, буфетчик прижал к груди обе руки, что, наверное, должно было означать высшую степень благорасположенности.
Спасибо. – Барственно кивнул головой бук. – Потом подойдешь ко мне.
Весь ипподромный мир жестко делится на две неравные части:
Слушай, ну так дела не делаются, – обратился он к Славе, вдохновившись полученной от буфетчика порцией почитания. – Целых два заказа у тебя зависло. Проблемы?
Толпа вокруг них зашевелилась, шумно вздохнув. Собачки на телеэкране добежали до финиша. Народ загалдел, пробиваясь к кассам – делать ставки на новый забег. Слава отхлебнул из пластикового стаканчика и пожал плечами.
Никаких проблем. Второй заказ у меня в багажнике лежит. Посмотришь?
Да что ты… – Испугался бук.
А с девчонкой… У нее такая защита оказалась…
У простой девчонки? – ахнул от удивления бук.
Не такая уж она и простая… Пришлось таскаться за ней по всей стране. Но ты не беспокойся, я правила помню. – Постарался успокоить разволновавшегося собеседника Слава. – Вот. В двойном размере. – Он вытащил из кармана руку и, не разжимая кулака, положил ее на стол перед буком. Тот, метнув мгновенный взгляд в сторону буфетчика (не смотрит ли), накрыл Славин кулак своей ладонью и, ощутив в ней некий плотный цилиндрик, тут же отправил его во внутренний карман ветровки. – Ну, пока. – Слава легонечко дотронулся до его локтя. – Связь – обычным способом. Теперь я в Москве. Любой заказ выполню качественно и в срок. – Он сделал движение, собираясь уходить. – Да… Ты случаем не помнишь, кто там последний заказ делал?
И последний, и предпоследний один и тот же парень делал. Здоровый такой, симпатичный. – Вопрос, заданный Славой, вообще-то нарушал все писаные и неписаные правила, но бук так торопился остаться один на один с только что полученным от Славы цилиндриком, что лишь рассеянно поинтересовался: – А зачем тебе?
Да так… Просто… – вяло обронил Слава и растворился в толпе.
Отпихнув от себя недопитый кофе и бросив на тарелку недогрызенный кусок шашлыка, Лошадник заспешил из кассового зала. Он зашел в туалет и заперся в кабинке. Усевшись на унитаз, он достал из внутреннего кармана ветровки заветный цилиндрик и дрожащими от волнения пальцами принялся сдирать с него бумагу и скотч. Под упаковкой приятно зазеленел тугой долларовый рулон. Верхней была тысячедолларовая банкнота. Лошадник скрутил с рулона плотно обхватывающую его резинку и попробовал посчитать деньги, но купюры были новые, хрустящие, скользкие, сладостно пахнущие типографской краской, и ему все никак не удавалось отогнуть больше одной купюры. Тогда он лизнул пальцы и повторил попытку. Она оказалась успешнее, но ненамного. «Да что это я? – подумалось ему. – Тени не доверяю? А чего это я должен ему доверять? – Он снова надел на рулончик резинку и прикинул его на глаз. – Вроде все правильно. – От удовольствия под ложечкой у него возникло сладостное, щемящее чувство. – Не угадаешь; где найдешь, где потеряешь. Я на этих двух заказах наварил столько, сколько…»
Очередной рабочий день, так тоскливо начинавшийся, в мгновение ока превратился в далекое волшебное новогоднее утро, когда Лошадник (тогда просто маленький Вовочка), проснувшись, первым делом бросался к елке и, обнаружив там целую гору подарков от Деда Мороза, с наслаждением принимался распаковывать их. «На сегодня хватит работать, – решил он. – Поеду домой». Он сунул рулончик во внутренний карман и тщательно застегнул «молнию». Никуда не заходя, спорым деловым шагом он вышел с ипподрома и направился к своей машине.
Выехав на Ленинградку, он вдруг ощутил, что чувство сладкой боли, угнездившееся в его животе, растекается по всему его телу, наполняя его ощущением подлинного счастья. Но постепенно где-то за грудиной щемящая боль стала усиливаться, обжигая огнем его сердце, а к горлу подкатил тяжелый
Его хозяин выскочил наружу и, заорав: «Ты че делаешь, козел?!» – бросился осматривать зад своей машины. От удара на пластиковом бампере образовалась небольшая трещина, и возмущенный владелец, так и не дождавшись виновника аварии, бросился к водительской двери. Нарушитель сидел, откинувшись назад, прижатый к спинке сиденья подушкой безопасности. Обиженный им господин схватил его за плечо и потряс, от чего голова водителя безжизненно свесилась на плечо. «Жмурик…» – возникла догадка у господина. Он приложил три пальца к шее нарушителя, пытаясь нащупать пульс, и, не найдя признаков жизни, заорал: «Жмурик! – обращаясь к жиденькой группке любопытствующих граждан, уже собравшихся вокруг столкнувшихся автомобилей. – Господи! Ну за что мне такое наказание? Кто же мне теперь заплатит за ущерб?»
Безуспешно гоняясь за Анной в течение длительного времени, Слава не то что привык к неудачам, но, планируя очередное мероприятие, подсознательно начал допускать возможность неуспеха. Сегодняшний день вновь вернул уверенность в себе. «Это же так просто, – думал Слава, мысленно перебирая события последнего времени. – Задумано – сделано. Ведь люди – они такие уязвимые… Просто с этим дурацким заказом я сам выработал у себя комплекс неполноценности. Я стал думать и вести себя как типичный неудачник. – Ему вспомнились галлюцинации и глубокие обмороки, преследовавшие его последнее время. – Это ж надо было довести себя до такого состояния, чтобы начать подозревать самого себя в сумасшествии! Я по-прежнему в норме. Я по-прежнему то неизбежное зло, которое в итоге порождает добро. Я очищаю общество от скверны. Я – чистильщик! – Славе настолько понравилось это определение, что он даже замурлыкал себе под нос какой-то бравурный марш. Но тут из темного, самого дальнего угла сознания вдруг выползла подлая мыслишка: – Зачем же ты тогда убрал Лошадника? Потому что он и есть скверна. – Уверенно ответствовал Слава. – Но если ты уберешь всех своих поставщиков, как же ты будешь выполнять свою миссию? И вправду, зачем же я это сделал? – Мысли в голове у Славы смешались, как шахматные фигуры, сброшенные с доски неосторожным движением. – А куда я еду?»
Впереди загорелся красный свет и Слава, автоматически выполнив необходимые манипуляции, пристроился в хвост стоящей перед ним машине. Из глубокого раздумья его вывел голос за окном, жалостливо выводящий:
Подайте на пропитание ветерану чеченской войны! Уважаемый, пожалейте инвалида.
Нашарив в нагрудном кармашке монету, Слава выудил ее двумя пальцами и опустил в протянутую ладонь. Снизу вверх, выпучив красные, налитые алкоголем глаза, на него смотрел Женька.
Богатые – самые жадные, – глядя в упор на Славу тупым, неузнающим взглядом, отчетливо выговорил он, пряча монету в карман. – А еще на такой машине… – Из-за отворота рукава камуфлированной рубахи он достал пачку «Данхилла» и, закурив, указательным пальцем левой руки нажал рычажок управления. Самоходное кресло, повинуясь хозяину, покатилось дальше вдоль ряда машин.
Это итальянское автоматическое кресло Слава покупал для Женьки лично, когда были еще не готовы швейцарские суперпротезы. То были не протезы, а чудо, истинное чудо техники. Ждать, правда, пришлось долго – шесть месяцев. Но ничего… Все это время Женька на наших рассекал, на отечественных. Поначалу Слава пристроил его курьером, а параллельно заставил закончить бухгалтерские курсы. Но мало ли их таких, закончивших бухгалтерские курсы? Главное – место хорошее найти. И Слава расстарался. Заплатил, кому надо, в кадровом агентстве, и получил Женька высокооплачиваемую работу в крупной торговой компании. Женькой он гордился. Он был у него, как бы, выставочный экземпляр.