Затон
Шрифт:
«Мутный тип какой-то». – Испугался Эдя, совершенно перестав понимать собеседника.
Ну… В ней жили Вадя и Анна. Когда они поссорились, Анна ушла, Вадя остался там один. Она, чтобы отомстить ему, решила продать квартиру. А потом… Не знаю. Видимо, передумала.
Опять Вадя и Анна, – все так же тихо сказал Слава. – А ты, как всегда, ни при чем. Ой, что-то мне в это мало верится. Поподробнее о своей роли, пожалуйста.
А какая моя роль? Не было у меня никакой роли… – закудахтал Эдя, почуяв в этих словах скрытую угрозу. – Я лишь попытался убедить Анну, чтобы она не продавала сейчас квартиру, и она, наверное, вняла моим доводам. Дело в том, что мне сейчас нужны деньги… – Эдя осекся, почувствовав, что сболтнул лишнее.
Наконец-то ты сказал правду. – Слава щелкнул затвором. – Выходи. – Эдя нехотя приоткрыл дверцу, мучительно соображая, что сейчас предпринять, что сделать, что сказать, и тут услышал слова, пренебрежительно брошенные киллером: – Какие же все-таки вы, торгаши, мерзкие…
Услышанное подняло в душе волну гнева, мгновенно смывшую и страх, и сомнения.
Мы, значит, мерзкие, – прошипел Эдя. – А ты – не мерзкий? Ты – не торгаш?
Я – торгаш? – искренне изумился киллер, от неожиданности даже опустивший пистолет.
Конечно. Ты – торгаш! – зло выкрикнул ему в лицо Эдя. – Только я торгую новыми технологиями, а ты торгуешь смертью.
Я… я… – Растерявшийся Слава только хватал воздух раскрытым ртом, не находясь, что ответить.
Я инженер! – с пафосом заявил Эдя, со всей силы шмякнув себя кулаком в грудь. – А ты кто такой? Ну? Кем ты был до того, как стать наемным убийцей? – Слава растерянно молчал. – Простым бандитом? Ментом? Фээсбэшником? Спортсменом?
Военным, – ответил Слава, сам не зная, почему он это делает вместо того, чтобы отвести этого наглого буржуя в лесочек и там преспокойненько шлепнуть. В правом виске назойливой мухой вдруг забилась старая знакомая – головная боль. Слава переложил оружие в левую руку и, поморщившись, правой принялся тереть висок.
Вот, вот… – подхватил Эдя. – Армия, милиция, спецслужбы, таможня, бандиты… Одним словом, силовые структуры. Миллионы здоровых мужиков, а работать никто не хочет. Все только пограбить норовите. А страну кормим мы, те самые торгаши, которых вы ненавидите. Я и сейчас кормлю несколько десятков человек! А построю завод… Да, мне нужны сейчас деньги. Я хочу иметь свой завод. Ты знаешь, что такое завод? Ни черта ты не знаешь! Это десять-пятнадцать тысяч человек. И у этих тысяч будет работа благодаря мне! А с членами семей – это уже сорок-шестьдесят тысяч. Это же целый город! Вот для чего мне нужны эти деньги. А Анна хотела отобрать их у меня. Да, это я подговорил Вадьку заказать ее. Но я был обязан… был должен…
Никого вы не кормите, – продолжая массировать висок, сказал Слава. – Страну кормит нефть. И газ. А вы…
Пропади она пропадом, эта нефть! – в сердцах воскликнул Эдя. – Лучше б ее совсем не было. Это из-за нее у нас все, не как у людей. Я, лично, от нее ничего не имею, кроме проблем. Я, по сути своей, творец, организатор. И деньги мне нужны как строительный материал для созидания. А для чего тебе деньги? Ты ведь дорого берешь… Сейчас сидишь, морализируешь с пушкой в руках… Какие вы там все нехорошие! Да из-за чего там у вас все произошло: из-за денег или из-за ревности? – Эдя брезгливо выпятил полные губы. – Тоже мне, морализатор… Сам-то, небось, свои гробовые бабки тратишь на сладкую, разгульную жизнь? Машина-то у тебя нехилая… – Эдя похлопал рукой по рулю.
Нет, – спокойно ответил Слава. – Деньги я трачу на помощь бедным, попавшим в беду людям. Я решаю двуединую задачу. Я помогаю тем, кто в этом нуждается, а заодно избавляю общество от вас, мерзавцев, тем самым исправляя его. Такая вот дихотомия.
А как ты определяешь, – осторожно поинтересовался Эдя, слегка обалдевший от таких признаний, – кто достоин твоей помощи, а кто нет?
Я чувствую. Сердцем.
Хренов ублюдок! – вызверился Эдя на собеседника. Глаза его налились кровью, с губ во все стороны летела слюна. – Ты кого из себя возомнил? Робин Гуда? Господа Бога? Этого хочу – казню, а хочу – милую; того награждаю, а этот пусть подождет? Да ты сумасшедший, братец!
Нет, я не сумасшедший! – в ответ заорал Слава.
Сумасшедший, сумасшедший! Ты Аньку убил, а какой из Аньки мерзавец? То есть, мерзавка? Да она за свою жизнь мухи не обидела. Родители у нее остались: отец – университетский преподаватель, да мать – библиотекарша. То-то миллионеры… Одна она у них… Спасибо тебе, дорогой. Исправил общество. Уж так исправил…
Я ее не убил. Несколько раз пробовал, но неудачно. Она жива.
И не будешь убивать?
Нет, не буду.
Ф-фу, – с облегчением вздохнул Эдя, как будто сбросил с плеч непосильный груз. – Слава Богу. Одним грехом на душе меньше.
Слава широко распахнул дверь и, не размахиваясь, резким движением зашвырнул пистолет в кусты.
Убирайся!
Что? – не понял Эдя.
Иди на все четыре стороны. Свободен. – Слава говорил, глядя в сторону, не оборачиваясь к Эде.
Какое-то время они сидели молча, смотря каждый в свою сторону, подперев раскрытые двери машины носками своих ботинок, пока Эдя не нарушил молчания:
А я друга сегодня похоронил… И остался один… и мне даже некому рассказать об этом. Последнее время они меня так раздражали… Я все собираю, собираю, а они все тратят, тратят… Казалось, из-за них я никогда не достигну своей мечты. Но вот Анна исчезла, Вадя погиб, а я совершенно не чувствую радости от того, что между мной и моей мечтой уже никто не стоит. Да мне, признаться, и не хочется уже ничего. Оказалось, что все мечты и желания имеют ценность и смысл, когда рядом с тобой кто-то есть.
Каким он был? – спросил Слава.
Кто? Вадька? Он был моим другом, – просто ответил Эдя.
Но он же заказал тебя…
По глупости, наверное, – предположил Эдя. – Я уверен, что он жалел об этом.
Наемный убийца повернулся к своей несостоявшейся жертве и протянул руку.
Слава. – Они обменялись рукопожатиями, потом снова отвернулись каждый в свою сторону и снова долго молчали.
А ты в Бога веришь? – неожиданно спросил Слава.
Н-наверное… Верю… В церковь хожу… Иногда.
Помогает?
Эдя слегка задумался.
Н-не очень.
Слава закрыл глаза и осторожно повращал головой сначала слева направо, потом наоборот, пробуя, действительно ли ушла головная боль или только притаилась и ждет удобного случая, чтобы снова наброситься на свою жертву.
Ты куда едешь? – поинтересовался Эдя.
На север.
Зачем?
Не знаю. Найду тихое место, поживу там, может быть, пойму что-нибудь. До встречи с вами у меня в башке было какое-никакое представление о мире, в котором я живу. Он был скверный, несправедливый, но я понимал его. А теперь ни черта не понимаю. Я не знаю чего желать, к чему стремиться. Не знаю.