Завещание бессмертного
Шрифт:
Фрак, по намертво въевшейся в него давней привычке гладиатора беспрекословно повиноваться начальству, покорно вытянулся перед Серапионом: вот меч, показал он… а вот — бронзовая пластина, защитница сердца.
- Хорошо ли она держится? А ну–ка, приподними ее! – скомандовал Серапион, и как только Фрак выполнил приказ, с кошачьей ловкостью выхватил саблю и по самую рукоять вонзил ее в грудь бывшего гладиатора.
- И так будет с каждым, кто осмелится не подчиняться воле нашего базилевса! – предупредил он, показывая пальцами охране, что делать дальше.
Несколько воинов, под хмурыми
- Спасибо за Клеобула, Серапион, отныне я твой должник! – искренне поблагодарил «друга царя» Фемистокл, но тот, с неожиданным жаром, принялся возражать:
- Ты?! Это я твой должник! Мы все твои должники! – широко развел он руками, что, должно быть, означало – весь Тавромений.
Ничего не понимающий Фемистокл, проследовав через мрачный, погибающий в муках голода и страха, город, дошел до дворца, где его, как никогда ласково, встретил Евн–Антиох.
И базилевс, и царица, и стоявшие вокруг трона вельможи, смотрели на него с какой–то радостью и надеждой.
Все недоумения разрешились после того, как царь хлопнул в ладоши, и в залу вошел… Фемистокл не поверил собственным глазам – Прот!
- Ты? Здесь?! – с изумлением уставился на него грек. — А как же Пергам?..
Царь дважды хлопнул в ладоши, и в зале на этот раз появился писец–каллиграф. С низким поклоном он поднес к трону золотое блюдо, на котором лежал исписанный превосходным почерком лист пергамента. Евн–Антиох с важным видом ознакомился с текстом и торжественно, крупными буквами вывел свою подпись. Затем приложил к воску свой перстень с царской печатью.
- Это – посол великого и могучего Пергама, — указав на Прота, сказал он, и теперь Фемистокл не знал верить ли своим ушам. – А это – мой ответ его новому правителю, брату умершего Аттала Аристонику, или Эвмену Третьему, который, как и мы, поднял восстание против Рима!
Евн–Антиох обвел глазами своих вельмож и весомо сказал:
- Это в корне меняет всю расстановку сил в мире! Я призываю Аристоника, как можно скорее начать боевые действия против римлян и обратиться за помощью ко всем правителям. Одно дело, когда к ним обращались мы, бывшие рабы, и совсем другое – царь народа Пергама, или государства солнца! Я правильно говорю, Прот?
Пергамец кивнул, и Евн с воодушевлением продолжил:
- Нуманция, Сицилия, теперь еще и Пергам! Чтобы одолеть их, Риму нужно, как минимум, три консульские армии. Но у них нет даже третьего консула! От Испании до Пергама римлянам далеко. Да и Сципион Эмилиан не сделает ни шага от Нуманции, пока не возьмет ее. Это дело его чести. А мы, по мнению, самонадеянных римлян никуда не денемся! Значит, они снимут стоящие под стенами Тавромения войска и направят их против Пергама. А там – поднимется Сирия, Каппадокия, Понт, Эллада!.. И мы – спасены!..
Голос Евна захлебнулся в сплошном шуме восторга, поднятый его вельможами. Он немного подождал, наслаждаясь их радостью, затем властно поднял руку и в наступившей тишине сказал, обращаясь к Фемистоклу:
- Я и мой Совет решили доверить тебе задание чрезвычайной важности. Ты должен немедленно отправиться нашим послом в Пергам и передать его царю это послание!
- Я готов, но… как, базилевс? – опешил Фемистокл. – Крепость осаждена со всех сторон! Все наши вылазки кончались неудачами!
Евн–Антиох кивнул на Прота:
- Он покажет! И лаз, по которому проник в Тавромений, и быструю триеру, которая ждет тебя в скрытном от римлян месте. Кстати, запомни хорошенько, где этот лаз… — шепнул он угодливо наклонившемуся к его губам Серапиону, и в его глазах промелькнул рабских страх: — А теперь всё! Все свободны. Все, кроме Фемистокла. Мне нужно кое–что на словах передать моему царственному брату, а это не приличествует слышать простым смертным!
Кланяясь, вельможи попятились из залы.
Оставшись наедине с Евном, Фемистокл спросил:
- И что же я должен передать?
- А ничего! — откинувшись на спинку трона, махнул рукой Евн, и, насладившись растерянностью на лице грека, объяснил: — Серапион сейчас распустит по всему Тавромению слух, что мы заключили союз с могущественным Пергамом, добавит то, что ты слышал, и у моих подданных появится надежда. А умирать с ней, куда легче, чем без нее! Верно?
- Ты хочешь сказать, что…
- Да, что нам не на что надеяться! Ну, что ты так смотришь на меня? Я знал это с самого первого дня.
- Знал?! – воскликнул пораженный Фемистокл. – И не предпринял никаких мер, чтобы хоть что–нибудь сделать?
- Зачем? – пожал плечами Евн. – Да и что можно было предпринять?
- Ну, хотя бы укрепить крепости, как следует вооружиться, обучить людей боевому делу…
- Для чего? – задумчиво повторил Евн. – Мои подданные, в большинстве — вчерашние крестьяне, ремесленники, кузнецы! Что они – против неустрашимых и опытных в военном деле римских легионов? Нет! – он приподнялся на подлокотниках трона и впился глазами в Фемистокла. – Когда я понял, что мы обречены, то сразу же хотел бежать с этого острова. Благо, у погибшего Коммана, достаточно было тогда кораблей … Но, меня провозгласили царем, и я решил сделать для своих подданных, бывших рабов настоящий праздник. Дать им хоть месяц, хоть год – пожить по–человечески. Разве они не заслужили это – своими страданиями, болью, слезами? А всех тех, кто попытался помешать этому… — Евн нахмурился и оборвал себя на полуслове: — Впрочем, это ты знаешь сам!
- Значит, ты знал, что делаешь!.. – медленно произнес Фемистокл.
- Конечно, а ты как думал? – усмехнулся Евн. Перед прощанием, он сбросил с себя все маски, и теперь перед греком сидел слегка уставший, как после нелегкой, но приятной работы человек. Настоящий царь…
Этот царь долго глядел на Фемистокла и сказал:
- Мне удалось сделать то, чего до меня не удавалось никому. Я поднял на бунт десятки тысяч рабов и несколько лет дарил им настоящий праздник! Да! И, после того, как сегодня дал им последнюю надежду, могу смело сказать, что сделал для них всё. Всё, что мог! Ну, а теперь, как после любого праздника, начались будни… – он встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и по его губам пробежала самодовольная улыбка: — Но – какой был праздник, какой праздник! А, Фемистокл? Ну, что ты стоишь? Иди! Или… у тебя есть ко мне… последняя просьба?