Завещание мессера Марко (сборник)
Шрифт:
Наконец «Сао-Габриэль» достиг Азорских островов. До Португалии было совсем близко.
Васко да Гама передал командование кораблем суровому Жоао да Са и нашел другую каравеллу, чтобы перевезти умирающего брата на остров Терсейру. Там находился францисканский монастырь.
– Обязательно везите больного в монастырь, командор, – с огромным уважением и приличествующей печалью советовал капитан местной каравеллы. – Я слышал, будто кроме духовного окормления и утешения монахи могут оказать медицинскую помощь.
Пауло с трудом подняли с постели, вынесли из каюты и долго не могли опустить в лодку, которая то взлетала на волне, то скатывалась, как в провал, между волнами. Вместе с Пауло отправился и Васко.
Перед отъездом проститься с Пауло да Гама пришли Жоао да Са, Альвариш, Аффонсо, Нуньеш и Монсаид. Пришли и матросы: боцман Алонсо, его приятель Дантело и те, кто остался от команды «Сао-Рафаэля». Некоторые из них потихоньку плакали и крестились. Чувствуя приближение смерти, Пауло да Гама вяло простился с товарищами и безучастно глядел на исчезавший вдали силуэт «Сао-Габриэля».
Каравелла, на которую перешли братья, отплыла на остров Терсейру. Все незнакомые люди, окружавшие их, знали о блестящем завершении плавания в Индию. Моряки выражали глубокое уважение командорам, совершившим такой небывалый подвиг, и старались хоть чем-нибудь им услужить.
На Терсейре Васко да Гама нанял носилки для брата и коня для себя. Остров, возделанный колонистами и черными рабами, был достаточно застроенный, зеленый и чистый. Настоятель монастыря встретил их у ворот, извещенный о прибытии мореплавателей. Во внутренних двориках и галереях было прохладно, цветники благоухали розами, виноград вился по высокой стене.
Тихий звон колокола на закате умиротворял. Монахи пытались лечить больного, однако могли предоставить ему только покой. Пауло поместили в светлую келью, предоставили ему мягкую постель, приятное питье, мед. Но он не мог есть. Васко да Гама от пищи тоже отказался.
Монахи надеялись, что здесь все напомнит больному родные края, что это поможет, и Пауло начнет выздоравливать. Васко благодарил их за слова утешения, однако в выздоровление брата уже не верил.
– Вашку, ты помнишь, как мы в юности плавали на лов рыбы с соседскими парнями? – едва шептал Пауло, держа брата за руку и вспоминая родной город Синиш, раннее утро и возвратившуюся с моря лодку под парусом, тащившую тяжелую от рыбы сеть.
– Да, помню, – отвечал Васко, которого Пауло сейчас называл Вашку, как это принято в городке Синише и маленькой их провинции.
– Помнишь, как мы спрыгивали с лодки и по горло в воде тянули сеть, вытаскивая улов на песок? – снова шепотом спрашивал умирающий. И поникший в скорби командор отвечал брату:
– Да, помню, Пауло.
Умирающий начал бредить, – он обращался к брату, называя его именами родных и друзей, иногда произносил женские имена. Пришел настоятель монастыря. Принял у Пауло «глухую» исповедь, хотя Васко да Гама осведомил его, что при отплытии они получили отпущение грехов в случае смерти во время плавания. Больной хрипло дышал, никого не узнавая. Потом стал затихать, дыхание его стало спокойней. Настоятель ушел, а Васко случайно задремал.
Очнувшись, он не услышал дыхания Пауло. Дотронулся до него и ощутил холод смерти. Суровый командор не позволил себе разрыдаться. Он закрыл глаза брату и вышел в галерею, опоясывающую кельи. Дежуривший неподалеку монах увидел, как по неподвижному лицу этого странного человека текут слезы. Он поставил пюпитр рядом с умершим, зажег масляный светильник и стал читать требник. Наступило утро, горлицы заворковали на карнизе. С моря прилетел влажный ветер. Тихо прозвучал колокол.
Похоронив Пауло на монастырском кладбище, Васко да Гама отплыл в Португалию.
А тем временем, еще до прибытия в Лиссабон «Беррио» и «Сао-Габриэля», с какой-то приплывшей от островов Зеленого Мыса каравеллы сошел человек. Он торопливо сбежал по трапу. Направился в первый же постоялый двор, нанял лошадь под седлом и поскакал в Эвуру, где находилась летняя резиденция короля и располагался весь королевский двор.
Неизвестный ворвался на улицы Эвуры, еле держась в седле от усталости, покрытый пылью, истомленный солнцем, на запаленной, в клочьях пены, храпящей лошади. Его остановил городской патруль. Выслушав объяснения неистового всадника, солдаты пропустили его. Промчавшись по городским улицам, неизвестный приблизился к королевскому дворцу.
Стражники скрестили перед ним алебарды. Неизвестный выпрыгнул из седла и закричал:
– Пропустите! Я привез важную и срочную весть королю!
Начальник гвардейцев вышел и спросил:
– Кто вы? И зачем прибыли?
Усталый гонец продолжал твердить, что ему нужно немедленно увидеть короля и что он принес очень важную весть. Наконец начальник стражи послал за распорядителем королевского двора. Появился важный старик с окладистой бородой, в дорогом камзоле и бархатном плаще. Узнав о требованиях неизвестного, посмотрев на его пропыленное платье и растерзанный вид, распорядитель засомневался.
– Вы хотите предстать в таком обличье перед государем? Но это невозможно! Надо переодеться и подождать…
– Именно в таком виде я хочу войти к его величеству, ибо мое сообщение не терпит отлагательств ни на минуту? Если вы меня сейчас не пропустите, король будет очень недоволен. Он рассердится на вас, вот увидите…
Распорядитель вздохнул и развел руками:
– Ну, что же… Надеюсь, у вас нет с собою оружия?
– Конечно, нет. Пусть меня обыщут.
Начальник гвардейцев лично сделал досмотр прибывшему, пожал плечами и сказал:
– Пусть идет, если вы не против, сеньор сенешаль.
– Как вас зовут? – спросил неизвестного распорядитель.
– Мое имя ничего вам не скажет. Я скромный подданный короля, плантатор и торговец рабами. Но я дворянин. Меня зовут фидалгу Артуро Родригеш.
– Пойдемте, сеньор Родригеш.
Они двинулись рядом, двое гвардейцев зашагали позади.
Перед большим вечерним выходом король Маноэль в своем кабинете оживленно беседовал о тайных планах в отношении желанного португальского первенства на Пиренейском полуострове с домом Жорже герцогом Коимбры и командором ордена Сао-Тьяго. Вошел с поклоном седобородый распорядитель.