Завещание ночи. Переработанное издание
Шрифт:
— Ну? — спросил я, когда молчание Олега стало просто невыносимым. — Что там?
Еще секунд двадцать он не отвечал, затем хриплым шепотом отозвался:
— Хрен его знает… Мелькают какие-то пятна…
В это время уже явственно слышен был шум — шум приближения чего-то огромного. Похоже было, что это нечто заполнило собой весь туннель. Мне ярко представился некий чудовищный червь, слепой и белый, ползущий к нам по гладким металлическим плитам коридора. Олегу, скорее всего, привиделось нечто похожее, потому что в его голосе был страх. Он крикнул:
— Оно совсем близко!
Его руки швырнули меня на пол, и я услышал, как сам он грохнулся сзади. В этот момент нас накрьио. Все вокруг заполнилось шумом, и я вдруг отчетливо
— Охренеть можно, — выдохнул рысьеглазый, переведя луч на раздавленное тельце, валявшееся на полу. — Летучие мыши! Но сколько!
— Кто-то их вспугнул, — сказал я. — Там, в глубине… Он сидит и ждет. Рысьеглазый кивнул — я скорее угадал, чем увидел это.
— Недолго ему осталось ждать, — сказал он.
Мы пробирались по коридору, то и дело поскальзываясь на свежем помете. В лицо все сильнее дул теплый воздух — там, впереди, угадывалось какое-то открытое пространство. Логически рассуждая, высокое и обширное, поскольку должна же была такая масса летучих мышей где-то гнездиться. И по мере нашего приближения к этому месту идти становилось все тяжелее и тяжелее — мы словно рвали невидимую паутину, затягивающую туннель все гуще. Внезапно меня охватило неподдающееся контролю желание развернуться и броситься со всех ног обратно. Возможно, я бы так и сделал, если бы не уткнувшийся мне между лопаток ствол автомата. Затем я почувствовал ужас. Не страх, не дрожь в коленках или что-нибудь еще в этом роде — ужас, древний, как ночь, поднялся из глубин моего сознания, грозя разорвать мое сердце. Я ощутил, как немеют мои лицевые мускулы.
— Тот-Амон, — сказал Олег негромко, и ужас отступил.
— Что? — ошалело спросил я, оборачиваясь.
Рысьеглазый не ответил. Его лицо, застывшее, как гипсовый слепок, было лицом робота, и я понял, что он не произнес ни слова. Он не мог произнести ни слова, он так же боролся с ужасом, как и я, только его методы борьбы были другими. И еще я понял, что ничего не означавшее для меня словосочетание «Тот-Амон» произнес я сам.
— Тот-Амон, — снова пробормотал я, будто вспоминая что-то давно забытое. — Сады Страха…
Под ногами мягко и упруго заколыхалась насыпанная над глубокими известняковыми цистернами почва. Цистерна… в них обитали странные безглазые существа, которым иногда бросали рабов, колодцы, ведущие вниз, скрывались где-то здесь, в буйной растительности, среди пальм и роз Садов Страха…
Вспыхнул свет. Он хлестнул по глазам, как плеть, и я временно ослеп. Растерянно пытаясь справиться с мельканием желтых и красных пятен, я почувствовал, что меня снова толкают на пол, услышал короткую автоматную очередь и звон разбившегося на миллионы осколков огромного стекла. Сады Тот-Амона исчезли, я лежал на металлическом полу туннеля, а рядом со мной лежал рысьеглазый, уперев рожок автомата в неровный шов плиты. Коридор заканчивался метрах в десяти от нас, а дальше смутно угадывалось во тьме какое-то громадное помещение или пещера. Оттуда ударил в нас луч гигантского прожектора, уничтоженного Олегом, и где-то там, впереди и вверху, медленно одна за другой загорались потрескивающие синие лампы. Помещение становилось видно
— Что это? — спросил Олег, не поворачивая головы.
Я не ответил. Я смотрел в пустые глазницы Хрустального Черепа, зачарованный исходившим от него свечением. Это был он, Череп Смерти, Око Ви-ракочи, Хрустальный Ужас, вещь, с которой началась для меня эта история и которой она, по всей видимости, должна была завершиться. Наконец, я заставил себя оторваться от завораживающего взгляда этой мертвой призрачной головы и поискал глазами Чашу. Чаши нигде не было, не видно было также и Железной Короны с Камнем, о которой я знал только со слов Лопухина-старшего.
Вспыхнула, потрескивая, последняя лампа. Гудели невидимые генераторы, равномерно выдыхая нам в лицо сухой теплый воздух. Густая тяжелая пыль, гонимая этим искусственным ветром, волнами перемещалась по ровному полу, по зачехленным пультам и панелям каких-то приборов. Зал казался мертвым, но кто-то прятался в нем — кто-то, включивший прожектор и лампы. И этот кто-то видел нас, а мы его — нет.
— Что будем делать? — спросил я рысьеглазого.
На этот раз он не ответил, и я подумал, что зря все-таки не воспользовался своим единственным шансом тогда, в туннеле, когда руки его были заняты прибором ночного видения. Олег напряженно вглядывался в пугающую пустоту зала, и его автомат еле заметно перемещался вправо — туда, где между корпусами двух зачехленных машин темнел глубокий черный провал.
Внезапно он резким движением перекатился на спину и снова на живот, оказавшись под прикрытием противоположной стены. Теперь нас разделяло четыре метра пустого пространства. Олег бросил еще один взгляд на черный провал и перевел автомат на меня.
— Встать! — тихо, но отчетливо скомандовал он.
Странно было бы ожидать чего-то другого от человека, который всю дорогу держал тебя под прицелом, и все же где-то в глубине души я до конца надеялся, что мы будем сражаться вместе. Но Олег не хотел драться вместе со мной. Он предпочел выставить меня вперед как приманку и мишень, чтобы выманить Хромца из его убежища.
— Сука ты, капитан, — ответил я так же тихо и поднялся.
Я шел по коридору к порогу зала, сжимая в скованных руках бесполезный теперь фонарик. Впереди щерил свои кристаллические зубы Череп Смерти, сзади смотрел мне в спину черный зрачок автомата. Шаги гулко отдавались в гигантской раковине распахнувшегося надо мной пространства — прятаться теперь было бессмысленно.
Я сделал несколько шагов по направлению к металлическому кубу. Мои ботинки оставляли в пыли глубокие следы, но набегавшие пылевые волны тут же заносили их. Пять шагов… десять… хрустели под ногами осколки стекла… пятнадцать… куб был совсем близко. Теперь я хорошо видел Череп — он не светился собственным светом, его бесчисленные отшлифованные грани отражали свет горевших под потолком ламп.
— Остановись, — сказал чей-то голос.
Я замер — мне показалось, что это произнес Череп. И только секунду спустя я понял, что голос доносился откуда-то сбоку.
Несколько очень длинных, очень страшных мгновений в зале было тихо. Где-то под потолком поскрипывали, раскачиваясь, кронштейны прожектора. Скалился Череп.
— Возвращайтесь, — предложил голос, когда эти мгновения истекли. — Вы не в силах изменить то, что предначертано.
Это был все тот же голос, он все так же мастерски менял интонации, — сейчас он был отрешенным и величественным, — но это все равно был голос человека, которого я ненавидел всеми силами своей души. Голос Хромца.