Завещание обжоры
Шрифт:
Гай всё-таки отошёл к апельсину. Его руки подрагивали. Иржи забрал из его рук апельсин, решил помочь дочистить. При этом усмехнувшись он взглянул на покрасневшие под руками Натали щёки Гая:
– Вот теперь ты румяный. А то ходил таким Байроном…
– Подождите… а картины? – Вольф, как будто только сейчас сообразил, стёр испарину со лба. – Он оставил их мне? И что же, если я… не съем… то и национальная галерея не увидит «Малых голландцев де Шая»?
– Именно так, Вольф, – авторитетно подтвердила Лиза.
– Но
– Именно безумие, – согласился Алексей. – Это завещание – завещание безумца! Оно не может быть действительно! Мы опротестуем его!
– Верно! – просияла Оливия.
– Ну, конечно, – выдохнула Натали.
– Объявить Фридриха Андрея невменяемым? – Иржи прищурил правый глаз, взглянул на жену, потом на пьяного в хлам нотариуса Лизу. – Это возможно? И что тогда будет?
– Тогда всё унаследуют родственники, – Натали вернула себе деловитость, страсть и ярость ушли. – Но вы можете не беспокоиться, ни о картинах, ни об охотничьем доме, Шура. Мы как-нибудь договоримся.
– Она возьмёт с них процент, – тихо сказала Оливия Иржи, но все услышали.
– Не возьму, не возьму! Я сказала «договоримся» по привычке!
– По привычке и возьмёт.
– Прекрати говорить обо мне в третьем лице! Я пока ещё здесь!
Оливия демонстративно заткнула рот яблоком.
– Идиотка! – опять разозлилась Натали. – Вся в отца! Он наградил тебя и своим обжорством! И своей придурью!
– Натали Валентина, правильно ли я понимаю, – Иржи попытался вернуть Натали на деловые рельсы, – мы попытаемся доказать невменяемость Фридриха Андрея?
– А как? – с надеждой спросил Вольф.
– Нужно медицинское освидетельствование, – сказал Алексей.
– Кого? – Натали всё ещё была раздражена. – Он умер!
– Но освидетельствование успел пройти, – Елизавета снова встала, цепко держась за стол. – Господин де Шай предусмотрел, что вы захотите объявить завещание недействительным из-за его психического состояния в момент составления документа. Он прошёл медицинское освидетельствование дважды: за день до составления завещания и на другой день после. Вот.
– Как дальновидно! – фыркнул Иржи.
Из той же синей папки, из которой Лиза читала завещание, она достала две справки. Натали взяла их и стала изучать.
– Рейнальдо! – крикнула она нетерпеливо. – Зажгите свет! Не видно же ничего!
В самом деле, за окном стемнело. Наверное, ранней тьме способствовал всё усиливавшийся дождь, всё ниже надвигавшееся небо. Рейнальдо спустил на верёвке огромную древнюю люстру и стал зажигать на ней свечи: парадная столовая де Шая освещалась по старинке, Фридрих Андрей любил есть при живом огне. Натали Валентина, поворачивая к тусклому пока ещё свету новые документы, стискивала зубы, играла желваками совсем по-мужски. Все ждали, боясь вмешаться, боясь стать новым объектом её ярости. Только пьяная и смелая Елизавета продолжала говорить:
– Как видите, в момент составления завещания де Шай был вменяем. Что и подтверждено медицинским заключением.
Натали швырнула наконец справки на стол:
– Все равно, такое завещание не может иметь юридическую силу. Оно толкает нас на преступление.
– Какое? – уточнила Елизавета.
Натали пожала плечами, но всё-таки выговорила:
– Каннибализм. Разве это не преступление?
Елизавета достала из папки следующую бумажку.
– Вот выписка из уголовного кодекса Северной Тонги, – пояснила она.
– Подготовилась! – Оливия брызнула яблочным соком изо рта.
– «Каннибализм – предумышленное убийство с целью употребления в пищу мяса жертвы».
– О, господи! – Мария перекрестилась закрыла рукой рот.
– Никакого убийства не было. Господин де Шай умер своей смертью. Нам лишь предлагается съесть его мясо.
– Нет, это какая-то дикость! – Вольф всё время теребил свой шейный платок. – Дикость! А мы – не дикари!
– Значит, уголовный кодекс допускает поедание трупа?
– Видишь ли, Иржи, – ответила Лиза. – Базовый принцип мирового права состоит в том, что всё, что не запрещено, – то разрешено.
Теперь возмутился священник:
– Как же это может быть не запрещено? Это… безнравственно!
– Нравственность и право – не одно и то же, Алексей. Уголовный кодекс Северной Тонги не допускает вмешательство государственных институтов в моральные отношения граждан.
Иржи ехидно взглянул на шурина:
– Результат «Революции в рясах».
– А-а! Значит, я же ещё и виноват?
– Конечно! Разве не ты со своими… сослуживцами… орал на площади у королевского дворца: «Долой моральный контроль! Бог есть дух! Судите только тело»?
– Но разве это не правильно?
– Результатом переворота, – Гай припомнил, чему учили на уроках истории отечества, – стало позволение каждому собственнику делать всё, что угодно, в пределах его частной собственности.
– Пока это не вредит другому человеку! – уточнила Мария. Муж посмотрел на неё с благодарностью.
– А физически и не вредит! – ёрнически выпалила Елизавета. – О моральном вреде в законе нет и слова!