Завещание обжоры
Шрифт:
– Да! Правильно! – Алексею пришла в голову новая идея. – Обратимся к церковным властям! Это их юрисдикция!
Иржи снова заржал:
– Я представляю себе это обращение: «Господин епископ, можно я съем своего папу?»
– Какая гадость! – скривилась Мария.
– Можно я н'e съем… папу… Так будет звучать вопрос! Пусть вынесут запрещение!
Елизавета достала ещё одну бумагу из своей волшебной папочки:
– Церковное запрещение не будет иметь юридической силы. Северная Тонга – государство светское. И завещание останется в силе.
– Чёрт знает, что такое! – у Алексея больше не было идей.
– Полмиллиона!
– Хватит! Ты так говоришь, будто думаешь, что я и впрямь способен… Что вообще хоть кто-то… Или… ты способен?.. Что там тебе завещано? Концертный зал? Будешь давать концерты, перестанешь бегать в поисках ангажемента? А устанешь, – будешь приглашать, кого захочешь? На ком-то сможешь и подзаработать? Во сколько можно оценить зал «Гайдн»? Стоит в центре города, на исторической площади… ох, не одним миллионом тут пахнет! Ты что, ты уже примериваешься, как сожрать любимого тестя и благодетеля? Лишь бы не упустить такой куш?
В семейную перепалку вдруг невразумительно ворвался Вольф:
– Прекратите! Так нельзя!.. Дикари… мерзость!..
Иржи кивнул и перевёл:
– Наш драгоценный искусствовед хочет сказать, что никто никого есть не будет. Это немыслимо. Это мерзость, о которой никто из нас, нормальных, цивилизованных людей и подумать не может.
– Нормальный человек, – вдруг, боясь сама себя, вышла вперёд Мария, – вообще… мяса… не может…
– Это подробности вашего семейства. Вегетарианство – это ваша идея, которую не разделяет никто из присутствующих здесь.
– Да? А в чем разница? – голос Марии окреп. – Почему вы можете питаться трупами животных, но не можете съесть труп человека?
Оливия слегка поперхнулась:
– Нет, Мария, это все-таки разные вещи.
– Мясо – оно и есть мясо! Можете съесть одно, попробуйте другое. А вдруг вам ещё и понравится?
– В самом деле, господа, а почему вы отказываетесь? – Алексей подошёл, взял жену за руку. – Мы сознательно, давно и навсегда заявили, что мяса не едим. Так что лучше мы спалим свои деньги, чем притронемся к мясу хоть какому-нибудь! А вы… Вы вполне можете отнестись к этому дополнительному условию… более внимательно.
Вольф кидался от картины к картине, от «Сельского завтрака» Альберта Костелиса к «Поздней трапезе» его брата Давида Костелиса и бормотал:
– Дикость! Дикость! Это всё какие-то Полинезийские Острова!!! Мы же всё-таки в Европе живём!
И тут из-за стола поднялась Оливия. Она выплюнула на тарелку жёванное фейхоа, медленно и торжественно, будто решаясь на что-то важное, налила себе полный, до краёв бокал красного вина и с ним в руке подошла к Елизавете:
– Лиза, ты позволишь папино завещание ещё на секунду?
– Пожалуйста!
Все настороженно следили, как Оливия взяла завещание, все надеялись, что у Оливии появилась какая-то идея. Все наблюдали, как Оливия внимательно читает завещание, все даже как-то придвинулись поближе, а Вольф успел обнадёживающе улыбнуться нарисованному зеркальному карпу, в тоске по родной стихии закатившему глаз на одной из картин де Шая, как вдруг Оливия резко сунула завещание отца в рот, стала запихивать его всеми пальцами, жевать, рвать, периодически запивая вином, чтобы легче пошло… Все отшатнулись с брезгливостью, Иржи заржал.
Дождь не мог омрачить радость репортёра «Полишинеля», которому удалось снять такой кадр: дочь покойного обжоры жрёт какую-то важную бумагу, пытаясь размочить её из бокала, вино льётся по белому листу, капает на пол, Оливия нагибается, чтобы не испортить платье, хотя оно траурное, чёрное. Репортёр сделал несколько кадров и тут увидел, что на него с завистью смотрят из водонапорной башни: у корреспондентки «Известий» был неудачный ракурс для съёмки Оливии, да и такой оптики у неё не было. Репортёр сделал ещё несколько кадров, уже рисуясь перед девушкой. Красиво отпрыгнул, потом нагнулся, потом переступил с ноги на ногу и тут нечаянно сбил подпорку тента. Тент рухнул, обдав репортёра водой. Репортёр увернулся, сгорбился, спрятав у живота фотоаппарат, но, поворачиваясь, задел верёвку, которая растягивала палатку, упал, смяв палатку своим телом, она сложилась, накрыв его. Кверху торчал только дорогой фотоаппарат в вытянутой руке репортёра, его он сохранил. Правда при этом он не заметил, как крыло палатки попало в костёр. Он вскочил, стал прыгать, топтать огонь и затоптал в конце концов. Он взглянул на водонапорную башню: там в окне, конечно, смеялись. Он нахмурился. Палатка, несмотря на дождь, ещё тлела. И тогда он, встав лицом к башне, решил затушить костёр по-пионерски. Но смутить корреспондентку ему не удалось. Она смотрела с интересом, а потом со скепсисом. Смутился, в конце концов, он и не смог выдавить из себя ни капли под взглядом конкурентки.
Тем временем Оливия уже почти дожевала завещание. Под крики «Оливия, прекрати!», «Что ты делаешь?», «Госпожа Оливия, у вас будет заворот кишок!», «Ты отвратительна!», она допила вино, с усилием проглотила последнее.
– Ну, почему отвратительна? – заступился за жену Иржи. – Наконец хоть какая-то польза от её 'aсыти!
– Дикари, дикари! – причитал Вольф.
– Нальдо! Госпожа Оливия проголодалась! Идём! Нужно подать горячее!
Иржи перестал смеяться, Вольф причитать… Все как-то замерли: видимо, никто сейчас не мог подумать о горячем.
– Не угодно ли, господа? – прогремел Рейнальдо.
– Спасибо, – сказала Оливия. – Я сыта.
Натали помотала головой, Шура кивнула: поняла.
– Бесполезно! – проговорила наконец Елизавета. Всё то время, что Оливия жевала бумагу, Лиза тоже смеялась, но не так громко как Иржи. Она просто тихо хихикала. И вот теперь заговорила. – Это была только копия. Что-то такое я предвидела, поэтому оригинала завещания сюда не взяла.
– То есть ты за то, чтобы воля Фридриха Андрея была исполнена? – удивилась Натали.
– Какая фанатичная преданность законам! – презрительно сказал Алексей.
– Не забывайте, я тоже одна из тех, кто должен… кто назван… в завещании. Так что… – Елизавета снова налила себе рюмку водки.
– Я готова съесть и оригинал. Неси!
– В самом деле! – Иржи всё ещё было весело. – Нет завещания – нет проблемы. Утроба Оливии спасёт нас всех!
– Если бы всё было так просто! Завещание составлено в двух экземплярах, один хранится у меня в офисе, второй – во Всеобщем Архиве Общества Нотариусов Северной Тонги. Он пронумерован и внесён в реестр. Также в общем журнале некрологических записей передан общий смысл последней воли господина де Шая.