Завещание обжоры
Шрифт:
– В любом случае, тело Фридриха Андрея де Шая не будет предано земле, – сказал Рейнальдо голосом, каким раньше говорил «Ужин в шесть!» – Как совершенно справедливо отметил господин Иржи, господин Фридрих Андрей будет либо съеден, либо сожжён вместе с домом.
– А как же похороны, намеченные на завтра? – спросила Шура.
– Они состоятся, – еле ворочая языком сказала из кресла Елизавета. Все обернулись и удивлённо посмотрели на неё: когда это она успела переместиться? – Только похоронен будет гроб, стоящий в соседней
– Кукла?! – возмущённо воскликнул Гай.
– Соберутся известные люди, – напомнил Рейнальдо. – Приглашены журналисты всех самых крупных газет Северной Тонги. Приедут представители двух враждующих телеканалов…
Елизавета, удобно устроившись в кресле, уже почти спала.
– Да, – глубокомысленно сказал Вольф. – С журналистами шутки плохи. Они черт знает что могут подумать!
– Ни одному журналисту в голову никогда не придёт подумать правду! – Иржи, кажется, уже шутил на автомате.
– Нет! – Гай заметался по комнате. – Я не буду участвовать в этом! Я не стану!!!
Натали попыталась его успокоить:
– Что же они скажут, если не увидят тебя на похоронах?
– Мне все равно! Я не хочу! Я ни в чём не хочу участвовать! Рейнальдо! Где мой чемодан?
– Куда ты?
– В Виттенберг! Я и так прогуливаю занятия со всеми этими… похоронами… и всем этим… отвратительным… Я уезжаю!
– Так, – Иржи задумчиво наблюдал за Гаем, – значит, один человек решение принял. Папу он есть не станет.
– Сынок, не надо! Ночь уже! Куда ты поедешь? Останься!
– Я не могу! Я больше не могу! Я не хочу!
– Пожалуй, я тоже пойду, – Алексей зашуршал сутаной.
– Но как же похороны?
– Я не могу отпевать восковую куклу.
– А наследство? – выкрикнул Иржи.
– Мы – вегетарианцы! – гордо ответил Алексей.
Иржи залился смехом. Алексей, не обратив на хамское поведение зятя никакого внимания, предложил Марии руку, она оперлась на неё, и священник с женой направились к выходу. Появился Рейнальдо. Он протянул плащ Гаю и почтительно ждал, держа наготове чемодан, пока Гай оденется. На плечо Иржи легла рука жены:
– Пойдём и мы, Иржи. Жалко, что без горячего, конечно, но…
И тут из кресла поднялась Елизавета. Все уже успели забыть о ней, перестали принимать в расчёт, ведь она уже пару раз даже всхрапнула. А она оказывается была ещё здесь, ещё могла стоять и ещё хотела говорить.
– Господа! Позвольте ещё два слова! Ведь вы ж недавно… только что… А я уже какое-то время знаю… И вон Рейнальдо тоже… Поверьте… Это только поначалу противно и страшно, а потом – привыкаешь как-то к этой мысли и думаешь… ведь это всего только мясо!
– Лиза! – подскочил к ней Вольф. – Что ты говоришь? Не слушайте её, господа, она пьяна.
– А в завещании не сказано, что мы должны съесть Фридриха Андрея трезвыми. Напьёмся и не заметим… не вспомним даже!
– Лиза, это мерзость! И я, цивилизованный, культурный человек, до такой мерзости дойти не могу!
– Я всего лишь предлагаю остаться вам здесь всем до утра.
– Утро вечера мудренее! – закивала Шура. – Правильно, госпожа Лизавета! Комнаты вам всем приготовлены!
– Завтрак в десять! – провозгласил Рейнальдо.
– Завтрак? – Алексей задрал бровь. – Вы что же, считаете, мы за завтраком начнём его пожирать?
– Нет, мы могли бы… как-то… – пьяная Елизавета с трудом подыскивала слова. – Ну… обдумав, что ли… вернуться к этому разговору…
– О чем тут разговаривать, Лиза? – Мария качала головой. – Это невозможно.
Всеобщий согласный гомон дал понять Лизе, что это в самом деле невозможно.
– Ну, как хотите, – Лиза снова плюхнулась в кресло и закрыла глаза.
Алексей и Мария опять повернулись к двери, Гай, справившись с плащом, взял у Рейнальдо чемодан, и тут Шура всплеснула руками:
– Господи, как же я сразу-то не поняла! Мне ведь его ещё и готовить!
Вольф схватился за голову:
– Безумие! Безумие!!! Говорить об этом… вот так… всерьёз!..
– Я человек подневольный… Если прикажут, то ведь придётся мне его приготовить…
Рейнальдо подошёл к жене, стал внушительно говорить ей:
– Шура, в этом нет ничего такого, ну, мясо и мясо.
Услышав это, Натали повернулась к двери:
– Гай, подожди! Я с тобой! Я подвезу тебя на вокзал.
– Что значит, ничего такого?! – Шура оттолкнула Рейнальдо. – Это ж человек! Его ж разделать надо! Мясо нарезать, отбить! Нашпиговать, маслом обмазать…
– Меня сейчас вырвет! – Оливия в самом деле побледнела.
– А сама ты куда? – спросил Гай у матери.
– Сперва ещё разморозить, – подсказал Рейнальдо Шуре.
– Ужас! – согласилась та.
– Переночую в гостинице! – сказала Натали. – Здесь… душно… как будто этот дом… уже горит…
– Разные прихоти хозяина мы выполняли, сама говорила. Выполним и эту, последнюю. Я помогу.
Вольф у кресла теребил жену:
– Лиза, вставай! Мы уходим!
– Много чего я терпела в эти годы, – Шура раскачивалась из стороны в сторону. – Но подать к столу родного брата… это как-то слишком…
Алексей и Мария не дошли до двери, Гай обернулся резко, Вольф застыл с Лизиным рукавом в пальцах.
– Что? – Гай забыл о своей презрительно-надменной маске, в глазах появился интерес.
– Шура, у вас разум помутился от всего этого? – Оливия с опаской глянула на Иржи, который, как и Гай, азартно смотрел на повариху. – Что значит, «родного брата»?
– Шура, ты что?.. – шепнул ей Рейнальдо на ухо.
– Хватит, Нальдо! Я давно хотела во всём признаться… Тяжело ведь жить вот так… Но Фридрих Андрей запрещал… Всё спрашивал, неужели нам с Нальдо плохо живётся?..