Завещание предков
Шрифт:
На щите Горина выросла ещё одна стрела. С тыльной стороны щита уже торчало четыре острия. Мой щит опять накернили, и я громко ответил Горину:
— Как поганым по сусалам настучим, подарю.
Грянул хохот.
Ратники смеялись, не обращая внимания на стрелы. Скатился на землю ратник, под которым забилась раненая лошадь. Он, смеясь, побежал вниз холма к заводным.
Горин, отсмеявшись, утёр выступившие слёзы.
— Ох, уморил, боярин.
Я не смеялся. Чего смешного? Показал на перешедших на рысь степняков:
— Нам не пора?
Горин ухмыльнулся:
— Пусть
Монгольская лава приближалась. Горин поднял рогатину и, наклонив остриё, закричал:
— Не посрамим славы дедов!
Двинулись, постепенно ускоряясь и сбиваясь плотней. Степняки уже шли рысью. Они приблизились к середине поля, и тут со стороны леса полетели меткие стрелы отроков. Середина монгольской лавы разбилась, и мы, сбитые в один мощный кулак, врубились в эту кашу.
По полю понесся боевой клич:
— Китеж!
Наметился остриём под щит и выбросил руку с рогатиной вперёд.
Удар!
Степняк успел опустить щит вниз, но рогатина его пробила насквозь, и степняка снесло, а рогатина, крутанувшись, вырвалась из руки. Подтянув щит и закрывшись с головой, я рванул саблю. По спине что-то больно ударило, но боль сразу ушла. Стрельнул глазами влево, там Демьян мощным ударом щита сбил монгола с лошади. Молодец!
Бах!
По щиту со скрежетом прошел наконечник копья и вылетел вверх, срезав край фанеры. Я толкнул древко в сторону и коротко рубанул поганого по руке. Под вороную полетел обрубок. Увидел впереди степняка, который нацелился копьём на Демьяна. Наклонился чуть влево и замахнулся саблей. Степняк поднял щит, но я ударил не саблей, а, поставив щит ребром, с силой ткнул его в бок. Сквозь яростные крики и лязг оружия я услышал, как трещат ребра. Ещё одним меньше.
Бум!
В голове зазвенело. Зараза, кто ещё там? Ранул поводья и развернулся к монголу в кольчуге. А, это тот, что вдоль строя носился. Живой, стрелы тебе не досталось? Его оттеснили от меня лошади без седоков. С радостью заметил, что кони не наши, монгольские. Нет, вот наша. И вот еще.
— Ущ!
Степняк, крутясь, смотрел на меня. Нас разделяли три стоящих лошади без седоков. Я оскалился и плюнул в его сторону:
— Сайн байна, урод.
Он взревел и махнул саблей:
— Чи боол! Нохой!
Ну, уж хрен тебе. Направив на него клинок и ударив краем щита по сгибу, крикнул:
— Ба биш боол. Явах ба ялах, хуу тэмээн.
О! Он понял. И жест тоже понял. Ударив плашмя коня саблей, монгол стал пробираться ко мне. Ну, иди сюда. Тварь.
Степняк сходу ударил. Я отвёл саблю в сторону и ударил сам. Увернулся, поганец. И, распластавшись, достал кончиком сабли мой бок. Ох, спасибо тебе, Васька. Вороная развернулась сама, умница, как будто понимала, куда мне нужно.
Бдзинь!
В край щита воткнулась стрела. Млять, наша, двухперая. Они что там, не знают куда стрелять?
Шипя что-то, монгол крутанулся, и мы опять сшиблись. Попытался проделать трюк со щитом, да не тут-то было. Опытный и вёрткий попался. Нас опять разнесло пробегающими лошадями без седоков. Тут степняка кто-то ткнул с земли рогатиной,
— Жив, боярин?
— Жив, мне ещё щит дарить тебе.
Горин хмыкнул и огляделся. Битва кипела. Верхом сражающихся было мало. Вокруг дрались пешие среди бродящих лошадей. Радовало, что лошадей степняков было больше. Но ещё в полукилометре перемещались свежие монгольские сотни. Горин бросил клич:
— Китеж! Китеж! Китеж!
Со всех сторон донесся ответный. Горин поднял руку с саблей и закричал:
— Ко мне! Ко мне, вои! В ряд! В ряд!
Вокруг нас начали собираться ратники, кто на своих, кто на монгольских лошадях. Мало, как мало. Собралось около сотни. Правда, ещё где-то с краю сражались и клича не слышали. Горин саблей показал на край поля. Там готовились к атаке новые сотни монгол. Ратники выравнивались в ряд, угрюмо посматривая на монгольские ряды и подбирая копья степняков. Медленно подъехал тот ратник, что стоял рядом с Демьяном. Он тщательно обтирал распухшие губы и часто сплёвывал, при этом ругаясь. Горин посмотрел на него и улыбнулся:
— Кто эдак тебя, Михаил?
Ратник ещё раз ощупал губы и пробормотал:
— Да вот, резвый поганый попался. Так торопился с рогатины слезть, что своей ногой поганой мне по сусалам заехал.
Собравшиеся ратники захохотали.
— И что ты ему сделал? Убил второй раз?
— Кому такой должок возвратишь?
Ратник смеялся осторожно, придерживая рот. Он показал на край поля, где степняки выстраивались в ряд для атаки:
— Вон другам егошним возверну.
— Ха, боярин! Я сшиб одного и четверых зарубил!
Рядом со мной появился Демьян. В руках он держал две рогатины, одну я узнал. Он подал мне мою рогатину и, подняв сетку бармицы, утёр пот.
— Жарко.
Я показал на монгольские сотни, что начали движение к нам:
— Сейчас жарче будет. Ты, это, поберегись, парень.
Он кинул и стал смотреть на разгоняющихся степняков. Горин спокойно ждал.
— Смогут ли отроки дострелить сюда? Далековато.
Горин кивнул:
— Далеко, вот и ждём. Пусть ближе подойдут.
Когда до монгольской лавы осталось двести метров, Горин крикнул:
— С Богом!
— Китеж!
Лошади, храпя, резко взяли в рысь. Сбиваясь плотней и опустив рогатины, мы понеслись навстречу врагу.
Молодцы, парни! Дострелили!
Напротив нас закувыркались кони. Большинство слетевших всадников вскакивали и кидались в сторону, но тут же попадали под собственную конницу. Стрелы летели плотно и сшибали врага уже по всей линии.
Удар!
Мне показалось, что моя рука оторвалась и осталась на ратовище рогатины. По щиту противно проскрежетало. Что-то ударило в правый бок и по плечу. Опять удар в щит. Еле удержался в седле. Ржание вороной и боль в левой ноге, а я саблю никак не могу достать. Рука онемела.