Завещание рыцаря

Верещагин Олег Николаевич

–  И тебя били?
– всё это никак не укладывалось у меня в голове.

–  Редко. Отец меня приучил к дисциплине.

Мне захотелось спросить, колотит ли младших сам Энтони, но в голове возник куда более насущный вопрос:

–  Вы ведь отдельно от девчонок учитесь?

–  Угу, - судя по короткому ответу, эта статья школьных порядков у Энтони

восторга не вызывала. У меня бы тоже не вызвала… Конечно, девчонки - существа совершенно нелогичные и во многом бестолковые, а в остальном - просто непонятные, но учиться с ними порознь?! Да ещё в закрытой школе?! Кошмар. Настоящий интерес

девчонки начали у меня вызывать года два назад, не больше (до этого я их воспринимал, как недоразумение по всем статьям, а зачастую - помеху), но теперь и представить себе было трудно, что можно лишиться ежедневного общества этих существ, до такой степени не похожих на нас, парней. Я проникся к Энтони настоящей жалостью, хотя сейчас у меня не было девчонки. Ну, это история отдельная, трагическая и посторонним малоинтересная. А если и интересная - я не собираюсь ни перед кем выворачиваться наизнанку. Однако, сам я от любопытствования удержаться не смог:

–  А ты уже целовался?

–  Угу, - снова коротко ответил Энтони. Или этот поцелуй не оставил особо приятных воспоминаний, или англичанин, как и я, не хотел, чтобы в его личные переживания лезли руками без перчаток. Мне надо было заткнуться, а я задал ещё один вопрос - совершенно глупый:

–  С кем, с девчонками?

Энтони несколько секунд смотрел на меня, как на чокнутого, потом ответил - как мне, дураку, и надо:

–  Не с мальчишками же!… Не этот двор?

Я споткнулся и искренне удивился:

–  Ого! Как догадался?

–  Элементарно, Ватсон, - вдруг улыбнулся Энтони.
– Широкий вход. Вон та самая калитка. Вон ваша школа торчит. Всё сходится…

Двор у Олега Никитовича большой. У прежних хозяев там был сад. Вернее, он и сейчас есть, но наш историк ухаживать за ним то ли не умеет, то ли не желает - почему сад и превратился в подобие живых декораций к американскому фильму "Снайпер" - зелень без просвета, тропа, протоптанная вьеконговцами (учениками школы №3 города Фирсанова). А за этой стеной зелени пря-чется особнячок Олега Никитовича. Если не знаешь к нему дороги - не найдёшь. Олег Никитович - то ли в шутку, то ли всерьёз - говорил, что такая обстановка ему в самый раз: можно прятаться от начальства, обманутых девиц и собственной памяти, в которой живут два года, проведённые в голой степи.

–  Здесь только военные игры проводить, - удивлённо и одобрительно заметил Энтони.
– Отличное местечка.

От слов "военные игры" повеяло "духом застоя" - обо всяких там "Зарницах" с пеной на губах распространялся наш биолог. Я хотел спросить, неужели в Виндзоре занимаются такими застойными вещами, но именно тут обнаружил, что дверь дома Олега Никитовича распахнута.

–  Эй, он дома, - удивлённо бросил я, шагая быстрее, - наверное, заехал на пару дней… Нам повезло!

Если Олег Никитович и был дома, то время для визита мы выбрали не очень удачное - из дома слышались шум, смех и магнитофонный голос:

–  Шагом марш в ногу! (Р-раз, раз!)

Шагом марш! (Эть, дв-а!)

–  Гости, - разочарованно сказал я, остановившись у самого крыльца. Сказал негромко, но нас, наверное, заметили из окна - в сенях распахнулась дверь, шум стал громче и отчётливей, высокий белобрысый парень в полувоенном, выскочив на крыльцо, весело спросил:

–  Вам чего, братва?

–  Кто там, Ва-ад?!
– завопил из глубин комнат девичий голос. Что-то неразборчиво ответили, послышались хохот и звуки борьбы.

–  Олег Никитович дома?
– деловито спросил я.

–  Переэкзаменовка?
– подмигнул белобрысый. Я сделал вид, что улыбаюсь - как будто эта шутка не наступает уже самой себе на бороду.
– Оле-оле-оле-Олег!
– проскандировал он тем временем через плечо.
– Сейчас будет собственной персоной, готовьте дневники.

В спину ему отвесили тумака, вдёрнули внутрь, дверь захлопнулась, но мы даже удивиться не успели - она открылась вновь и на пороге возник наш историк. Тоже в полувоенном, но в домашних тапочках.

–  Пойди, помоги Таньке на кухне!
– рявкнул он через плечо и повернулся к нам.
– Андрей?
– он, похоже, удивился.
– Здравствуй.

–  Здрасьте, - кивнул я.

–  Здравствуйте, - поздоровался и Энтони. Олег Никитович смерил его оценивающим взглядом и констатировал серьёзно:

–  Не наш. Засланный.

–  Это Антон, мой друг из Санкт-Петербурга, - быстро соврал я.
– Мы к вам по делу.

–  Инкогнито из Петербурга, хм… - проворчал историк.
– Могли и не застать. Вернее - удивительно, что застали. Срочное дело?

–  Очень, - умоляюще сказал я.

Олег Никитович зачем-то взглянул на солнце, просвечивающее сквозь ветки деревьев. Вздохнул:

–  Буть проклят тот час кагда я сэл за бараныку этаго пилэсоса… Ладно, я сейчас.

Он вошёл в дом и буквально через полминуты появился уже в высоких ботинках. Вслед крикнули:

–  Ну мы ждём!

–  Дождётесь!
– рявкнул Олег Никитович и вновь посмотрел на нас с Энтони.

–  Куда же нам пойти… Вот что! Давайте никуда особенно не уходить, времени у меня и правда немного. Вон там есть скамеечка, - он показал пальцем за дом, - на ней и изложите мне свои глобальные проблемы.

–  Пальцем показывать неприлично, - заметил я. Олег Никитович невозмутимо ответил:

–  Мне можно по сроку службы. А потом - это мой двор.

Скамейка очень удобно стояла под яблоней рядом со столом, на котором ползала под перевёрнутым стаканом истощённая зелёная муха. Историк, жестом предложив садиться, задумчиво посмотрел на стакан, перевернул его и щелчком сбросил муху со стола.

–  Так. Я весь внимание.

Я уже открыл рот, чтобы изложить проблему обтекаемо, но ясно. Как вдруг Энтони вместо того, чтобы, согласно плану, делать умное лицо, влез с конкретным вопросом:

–  Э… Андрей сказал мне, что вы хорошо знаете историю этих мест.

–  Правда?
– удивился Олег Никитович.
– Для меня это новость. А зачем тебе мои скромные знания, пилигрим из Северной Пальмиры?

–  Я занимаюсь некоторыми изысканиями… - замялся Энтони.
– Мне хотелось бы - если это возможно - узнать подробности о пограничной крепости Рязанского княжества Краевой.

–  Время - начало монгольского нашествия, - уточнил я.

Олег Никитович задумался. Взялся за нижнюю челюсть. Пошатал её влево-вправо. Потом решительно сказал: