Завещание с простыми условиями
Шрифт:
Он стал еще красивее — как-то живее, что ли.
Краски стали еще более сочными; зелень душистого луга зачаровывала своей летней свежестью, река переливалась под бликами солнца и, казалось, прислушайся — и услышишь ее бурление, на старом мосту вычертилась каждая трещинка, а лес сплотился в стену и стал еще гуще и чернее.
А отец…
Отец, казалось, тоже налился какой-то силой — его худощавая фигура стала крепче, лицо покрыл здоровый румянец, и даже сапоги блестели ярче, и камзол сиял ослепительной белизной.
Но
ОН СТОЯЛ УЖЕ НА СЕРЕДИНЕ МОСТА.
Не вплотную к лесу, не чуть-чуть в стороне от него — а на самой середине моста. Между его фигурой и лесом появилось значительное расстояние.
И я стояла перед ним, веря и не веря в то, что вижу собственными глазами.
И в то время как я поглощала взглядом крепкую и статную его фигуру, сама я чувствовала себя почти бестелесной.
Меня не слушались ни руки, ни ноги.
Ни глаза — я не хотела смотреть, а они смотрели, словно впитывали образ отца и вбирали его в себя.
И он смотрел на меня.
Его глаза больно проникали в меня двумя пронзительными лучами.
Устала?
Губы его не шевельнулись, но я услышала этот вопрос.
Ты вся насквозь промокла. Ты не должна болеть. Ты нужна мне здоровой.
Прямо с картины на меня подул слабый ветерок. В нем, как и прежде, чувствовался запах трав с луга.
От этого дуновения меня резко шатнуло в сторону.
Марта, мне не понравился этот молодой человек.
Ветер, дувший с портрета, усилился. Меня потащило в сторону кресел.
Но взгляд оторвать не хватало сил.
Перебирая босыми ногами по паркету, я вернулась назад и встала перед отцом, как солдат перед генералом.
Не позволяй ему прикасаться ко мне.
Теперь иди.
Сила, держащая меня, отпустила.
Не помню, как я очутилась в верхней спальне. Словно во сне, надела халат, взяла зажигалку и вышла на балкон.
Вид с балкона потряс беспросветной чернотой. Раньше была какая-то зыбкая серая мгла, а теперь стояла просто непроходимая черная стена. Я попыталась вытянуть руку, но она уперлась в вязкую густую субстанцию. Это был воздух, но он был сжат до невероятной степени — дальше, кажется, уже невозможно, он взорвет сам себя.
Все еще пребывая в том спокойствии, в котором находится приговоренный к смерти, я вытащила сигарету.
Я не понимала НИЧЕГО.
Где я, что здесь творится, чем это может закончиться, и что мне делать дальше.
Я, наконец, поняла только одно — все происходит наяву.
В голове бродила какая-то больная муть, и никак не удавалось выветрить ее оттуда, чтобы очистить разум от налипших на него слоев.
Я закурила. Дым с трудом просачивался сквозь толщу черного воздуха.
Потом выкинула окурок вниз — соприкоснувшись с непроглядной тьмой, его огонек мгновенно исчез.
Я захлопнула балконную дверь и легла под одеяло, пытаясь собрать разбросанные мысли и решить один важный вопрос.
Что
И опять в голове откуда-то взялась и высоко зазвенела песня.
Звон звон звон
Будит — не разбудит…
Дальше что там будет?..
Смотрел на ладонь, глядя на дорогу,
Далеко-далеко пророку до Бога…
ГЛАВА 13
Надо, наконец, расставить все по местам.
Я лежала на кровати, натянув одеяло до подбородка.
Для храбрости и стройности рассуждений я приняла рюмочку бренди из бутылки, случайно обнаруженной в углу тумбочки, где я хранила ночную рубашку.
Но бренди почти не подействовало.
Я лежала в каком-то полумертвом состоянии, и мысли в голове были словно заморожены.
И, тем не менее, они были.
Я начала с самого начала.
Через несколько дней я стану обладательницей квартиры, состоящей из семи роскошно обставленных комнат. Правда, обстановка эта старомодна и, конечно, на любителя, но она старинная и ОЧЕНЬ дорогая.
…И я никак не пойму — где же седьмая комната?..
Квартира стоит баснословных денег.
НЕМЫСЛИМЫХ.
У меня есть два пути — принять наследство или отказаться от него.
Отказаться от него еще не поздно. Достаточно взять баул, который, кстати, до сих пор не разобран и стоит в углу, и завтра с утра уехать отсюда навсегда. И забыть все, как страшный сон.
А как же квартира и имущество? Неужели я брошу свалившееся мне на голову несметное богатство? Ведь все это можно продать, и хватит на всю оставшуюся жизнь!
Да не на простую жизнь, а на весьма безбедную!
Ни за что!
Тогда остаться.
И прожить здесь те несколько дней, оставшиеся до двадцатипятилетия. Прожить, невзирая на запах ванили. На голос, который зовет меня из гостиной. На глаза отца, которые втягивают меня в прочные сети. На воздух, обступающий глухой черной стеной.
На портрет, который повелевает мною.
Продержаться несколько дней.
А потом выкинуть портрет, продать это чертово жилище и уже после этого забыть все, как страшный сон.
Этот вариант был очень привлекателен, но я никак не могла ответить на главный вопрос: а возможно ли продержаться?.. И противостоять этой необъяснимой силе, которая неизмеримо могущественнее меня?
Я пыталась отринуть страх и рассуждать трезво.
Зачем тебе это? — огоньком сверкнула короткая мысль.
И погасла, прежде чем я успела поймать ее.
Мозг лихорадочно заработал. А могу ли я призвать в союзники, скажем, Дуганова? Что там говорится в завещании? Можно ли разглашать все происходящее кому-либо до вступления в законное владение квартирой? До сих пор я никому вообще не сказала о наследстве. Кроме Саши… Но и он не знает о его условиях.