Завещание Якова Брюса
Шрифт:
— Простите?
— Мне необходимо остаться здесь, чтобы дождаться остальных, ведь есть еще один след, а мне не верится, что именно ваша невеста проломила голову подруге, после чего сбежала… Спокойно! — Шувалов выставил вперед руку, прикрываясь щитом от блеснувших клыков зверя. — Я же сказал, что не верю в подобное! Но мне необходимо проследить и обладателя третьего запаха. Потому и прошу быть благоразумным и лишний раз на рожон не лезть!
Белов нахмурился и задумчиво посмотрел на графа.
— Хорошо! — процедил преображенец сквозь
— Вот и славно. Держите! — граф снял с пальца одно из колец и протянул гвардейцу. — Это амулет вызова. Жмете на камень, и я пойму, что вы нас ждете.
— Яков Брюс? — ухмыльнулся гвардеец. — Это он сделала перстень?
— Обижаете, — Шувалов с укором посмотрел на собеседника. — граф Шувалов тоже немало стоит!
Белов покачал головой и, надев перстень на палец, вновь устремился по едва ощутимому запаху мяты. След привел его к Монтплезиру, где все еще прогуливалась императрица. Вернее, Елисавета Петровна сидела на террасе, у берега залива, а стоящий рядом Рассумовский рассказывал ей что-то, указывая на видневшийся Кронштадт. Не желая лишний раз привлекать внимание государыни, Белов скользнул во внутренний сад.
Здесь запах Насти терялся, смешиваясь с целым сонмом запахов франкских духов, цветущих клумб и начавших распускаться раньше обычного лип.
Волк внутри зафырчал, выражая свое негодование.
— Григорий Петрович! — окликнула гвардейца графиня Шереметьева.
Судя по её лицу, графиня жаждала не то поделиться, не то узнать какие-то сплетни. Белов холодно кивнул ей и быстро пошел дальше. Вслед раздалось возмущенное фырканье.
Стараясь не попадаться особо на глаза знакомым, стремящимся узнать события последних дней из первых уст, Белов заложил несколько кругов, пока вновь не ощутил запах мяты. И еще один… слишком знакомый…
Григорий еще раз повел носом, после чего сжал кулак. Кольцо Шувалова блеснуло в лучах солнца, но преображенец уже знал, что не сможет использовать артефакт против того, кто уводил его невесту.
— Отец? — изумленно прошептал гвардеец. — Но… зачем?
Он задумался, а потом зашагал к воротам парка.
Глава 10
Настя вынырнула из вязкой тьмы и обнаружила себя лежащей в непонятной комнате. Голова все еще болела, а во рту пересохло.
Неясное монотонное бормотание раздавалось над головой. Чуть скосив глаза, девушка увидела старуху, обряженную в черное, будто монашка, которая водила морщинистым пальцем по раскрытой книге в тяжелом кожаном переплете. Прислушавшись, Настя различила слова знакомых молитв. Значит, и вправду монашка, судя по отстраненному взгляду, блаженная. Такие обычно жили при монастырях.
Убедившись, что кроме блаженной никого нет, девушка приподнялась на локте.
Судя по белеными известью стенам и многочисленным иконам, висевшим в углу на стене, Настя действительно находилась в монастыре.
— Очнулась, девонька? —
— Где я? — спросила Настя садясь.
Краем глаза девушка заметила, что одета в черное простое платье послушницы. После фрейлинских нарядов ткань показалась грубой, ворот неприятно царапал кожу.
— У нас, в скиту, — блаженная закатила глаза.
— Как в скиту? Почему? — девушка нахмурилась.
— Откуда ж я знаю? Привезли тебя в беспамятстве, сказали, темный князь в тебя вселился. Я все за тебя молилась, за душу твою.
— Как привезли? — девушка даже подпрыгнула.
— Знамо дело — в карете! Богатая такая, с гербами… — старушка перекрестилась, словно гербы были порождением темных сил. — Да ты не волнуйся, закончилась твоя земная юдоль. Здесь у тебя покой будет… постриг примешь…
— Да какой постриг? Мне же к государыне надо!
Настя вскочила с постели и подошла к выходу из кельи. При каждом резком движении голова кружилась, но девушка постаралась не обращать на это внимание. Схватившись за тяжелое металлическое кольцо, Настя изо всех сил потянула тяжелую дверь на себя, но та не поддавалась. Отчаявшись, девушка бестолково задергала за кольцо, не желая смирятся с тем, что заперта в келье с полоумной старухой.
— Зря стараешься, девонька, — снова вмешалась блаженная, как выяснилась с интересом наблюдавшая за Настиными попытками выйти. — На дверях засовы крепкие…
— Зачем меня заперли? — девушка повернулась к ней.
— Знамо дело, чтоб соблазнам не поддаться. Перед постригом князь Темный ох как любит девок смущать, соблазны предлагать.
— Перед каким постригом? — Настя невольно похолодела.
— Перед завтрашним. Я ж тебе о чем толкую: в инокини тебя завтра постригут, и будешь здесь, как у Бога за пазухой…
— Что? — Настя воскликнула это слишком громко, и сама поморщилась: голова вновь отозвалась тупой болью.
Внезапно вспомнились недавние разговоры с Бутурлиной, глупое желание уйти в монастырь, чтобы освободить жениха от данного слова. Теперь все это казалось глупым.
— Но я не хочу в монахини! И вообще: мне же к государыне надо! Там заговор!
— Заговор? Иди ты! — оживилась старуха, глаза её заблестели. — А ты никак его распутать можешь?
— Могу. Только выйти дайте и к государыне…
Смех, похожий на карканье, оборвал Настю.
— Ох, деточка, насмешила! — монахиня утерла слезы. — Кто ж тебя к государыне то пустит. Али не знаешь, какие звери её охраняют!
— Знаю, — Настя хотела добавить, что как раз один из таких зверей и есть ее жених, но в последний момент смолчала, вряд ли старуха ей поверит.
— Вот видишь, так что не пустит тебя никуда никто. Смирись! — морщинистые руки гладили страницы книги. — Теперь твоя жизнь здесь будет. Невестой Божьей станешь, а там, глядишь и до настоятельницы дослужишься…