Завещаю вам жизнь.
Шрифт:
Хабекер слушал, не прерывая.
Это придало Топпенау уверенности.
Его голос постепенно окреп.
Вытирая пот, он даже позволил себе улыбнуться.
— Вас вводят в заблуждение, господин следователь! — заявил он. — Вас обманывают! На меня наговаривают, чтобы скрыть истинных виновников, если Штраух и Гауф преступники.
Настороженные глаза графа выискивали в лице следователя подтверждение робкой надежды на то, что ему верят.
И кажется, нашли: Хабекер хмурился.
— Когда Больц познакомил вас со Штраух? спросил Хабекер, листая бумаги.
— Ну, я не помню точно — обрадованный проблеском надежды, быстро сказал Топпенау и осекся -
— Почему вы замолчали? Отвечайте!
— Но... Это нечестно! Вы ставите мне ловушки! Больц не знакомил меня со Штраух! — спохватился граф.
— Лжете! Только что проговорились и снова лжете! Так когда? В тридцать пятом? В тридцать седьмом? В тридцать девятом?
— Я протестую!
— Вы будете отвечать?
— Я отвечаю, но...
— Когда Больц познакомил вас со Штраух?
— Он меня не знакомил!
— Запутывая следствие, вы отягощаете свою вину! Больц был знаком со Штраух, и он познакомил вас. Когда?!
— Из факта их знакомства нельзя делать вывод, что я тоже был знаком со Штраух и что нас знакомил Больц; Это неверно!
— А кто вас познакомил со Штраух? Быстро!
— Но... Я не помню...
— Отвечайте на вопрос!
— Может быть, кто-нибудь из бывших сотрудников польского посольства...
— Кто именно? Где? Когда?
— Я сказал, что не помню.
— Вам придется вспомнить... Итак, вы утверждаете- Что из факта знакомства Больца и Штраух следует что Больц знакомил вас с Штраух!
— Да, утверждаю!
— А откуда вам известно, что Штраух?
— Но вы сами сказали
— Я этого не говорил! Вы опять лжете! Еще раз- когда Больц познакомил вас со Штраух? Учтите, нам все известно! Я лишь проверяю вашу искренность!
— Больц нас не знакомил!
Фон Топпенау понял, что рассчитывать на доверие нельзя: он уже едва не попал впросак, обманутый сочувственной миной следователя. Еще одна такая ошибка - и конец!..
Но, вступая в поединок с Хабекером, отметая обвинения, утаивая истину, фон Топпенау не мог совершить одного: перестать быть самим собой. С самого начала допроса он бессознательно заботился не о том, чтобы выиграть схватку, а только о том, чтобы вызвать сочувствие, расположить к себе, спасти жизнь. Ничего, кроме собственной жизни! Самого дорогого, что у него имелось.
Он чувствовал себя одиноким и покинутым.
Слова Хабекера, утверждавшего, будто он, фон Топпенау, оказался всего-навсего игрушкой в руках Больца, служившего в советской разведке, вызвали в душе графа полное смятение. Он готов был поверить в возможность такого поворота событий.
Воображение услужливо нарисовало оскорбительную картину: Больц и Штраух, получив очередную информацию, смеются над околпаченным простофилей!
Вспомнил: требования устроить встречу с представителем Интеллидженс сервис постоянно наталкивались на твердый отказ Больца. Тот заявил, что не в правилах английской разведки устанавливать непосредственный контакт с агентом, занимающим столь высокое положение-Нужно промежуточное звено...
Фон Топпенау чувствовал себя раздавленным.
Ему казалось, что следователь глядит с брезгливой жалостью.
А как еще можно смотреть на ничтожество?!.
— Вы молчите?
– спросил Хабекер.
– Так познакомьтесь вот с этим...
Он протянул Топпенау пачку фотографий.
— Берите!
– приказал Хабекер.
– И смотрите.
Фон Топпенау подчинился.
Сначала он ничего не понял.
На снимках в разных ракурсах было запечатлено обнаженное женское тело, покрытое темными пятнами. Внимание привлекали именно эти пятна Очевидно, они обозначали синяки и кровоподтеки. Пятна расплывались на маленьких грудях, на впалом животе, на тонкой спине, на бедрах, на голенях.
Фотограф снял тело валяющимся на полу, распластанным на скамье, подвешенным за руки к не попавшей в кадр балке. На тех снимках, где жертва гестапо снималась анфас или в профиль, ее голова была опущена и лицо закрывали волосы. Но пятый снимок (размером девять на двенадцать) показывал, наконец, самое лицо.
Фон Топпенау не сразу догадался, кому принадлежит это лицо - залитое черными струйками крови, с заплывшим левым глазом и скошенным, раздернутым в нечеловеческом стоне ртом.
Но он узнал прядку, спадающую на лоб
С ужасом смотрел он на эту прядку.
— Совершенно верно, — подтвердил Хабекер, показывая серые зубы. — Это Инга Штраух.
Он забрал снимки, перетасовал, разглядывая -замечательно удачно получилось... результат ее запирательства!
— Сначала она тоже не хотела говорить..
Хабекер сделал ударение на слове «сначала».спрятал снимки.
Медленно потер сухие руки.
— Очевидно, вы еще не поняли всей серьезности положения, Топпенау, — скрипучим голосом сказал Хабекер. — Дело в том, что Инга Штраух, стремясь выгородить себя, выставляет вас в качестве руководителя. По словам Штраух, она только техническое лицо, занимавшееся передачей ваших сведений радисту. И действовала она исключительно из страха перед Больцем. Она утверждает, что Больц и вы заставили ее работать угрозами.
— Какими угрозами?! Это ложь! Ложь!
— Мне тоже кажется, что вы не главное лицо. Я уже говорил об этом. Однако поверить могут именно Штраух. Посудите сами — кто вы и кто она? Вы занимаете важный пост, вы знакомы со многими высокопоставленными особами в империи, а Штраух всего-навсего журналистка и ваша секретарша. Естественно предположить, что первую скрипку играли вы.
— Боже мой! Боже мой! — сказал Топпенау, пряча лицо в ладони. — Я не переживу... Это кошмар!
— Штраух говорит, — продолжал лгать Хабекер, -что Больц познакомил ее с вами в середине тридцать четвертого года. Она ни о чем не подозревала. Знала вас как дипломата, пользующегося расположением посла, и, конечно, отнеслась к вам с полным доверием. С Больцем она состояла в интимной связи, или, пользуясь ее собственным выражением, была в него влюблена. Поэтому Штраух и соглашалась время от времени встречаться с вами и забирать записки или небольшие свертки для Больца. Штраух не видела в этом ничего предосудительного. Но в феврале тридцать пятого года, в день ее рождения, вы приехали с Больцем на квартиру Штраух и вот тут-то и объяснили журналистке ее подлинную роль... Она была в ужасе, рыдала, грозила сообщить в посольство. Больцу и вам удалось без труда доказать, что ей не верят. Больше того, вы убедили Штраух, что ваши встречи с ней зафиксированы английской разведкой, сняты на пленку, и, таким образом, в глазах гестапо Штраух так же окажется соучастницей. Молодая женщина - ей было всего двадцать три года, граф!
– впервые столкнулась с подобной грязью. Она была потрясена, испугана, ей противостояли двое мужчин, умудренных жизненным опытом, занимающих видное положение в обществе, способных, - Штраух это видела! — стереть ее со своего пути, не задумываясь... Вдобавок в одного из этих мужчин несчастная женщина была влюблена!.. Знаете, Топпенау. это очень похоже на правду!.. И если бы неопределенные обстоятельства, я безоговорочно поверил бы Штраух. Да! Поверил бы!