Завещаю вам жизнь.
Шрифт:
— Вам следовало бы приехать в Берлин и явиться к нам, - покачав головой, сказал Хабекер.
– Вот что вам следовало сделать!
— Я хотела жить! — страстно сказала она. — Понимаете жить! Кроме того, я надеялась, что рано или поздно покину Больца- исчезну из поля его зрения!
— Минуту, - сказал Хабекер. Чего потребовал Больц? Тогда, в тридцать седьмом?
— Ничего особенного- Он купил мне фотоаппарат учил делать снимки документов.
— Документы?. Больц рассказывал, откуда берет их?
—
— Зачем?
— Мне было сказано, что Больц не поедет в Германию. Ему нельзя. И что я должна буду вместо него осуществлять связь фон Топпенау с теми людьми, которые нас найдут- Сам фон Топпенау встречаться с ними не должен. Они не должны знать его.
— Вы ни разу не назвали иностранной державы, для которой работали- Разве Больц вам ее не назвал?
— Назвал. Англия.
— Значит, в начале европейской войны, вернее, при вступлении наших войск в Польшу, вы получили приказ ехать в Берлин?
— Да. Он сказал, что я должна ехать следом за Топпенау.
— Вам не назвали других имен?
— Нет.
— И не дали адреса радиста?
— Адреса радиста?
— Вот именно!.. Ведь границы были закрыты, связь вы могли осуществлять только по радио!
— Мне не дали никакого адреса, — устало сказала она. — Мне просто сообщили пароль... Я обязана была верить человеку, который явится по этому паролю — И еще-сведения, получаемые от графа, я должна была зашифровывать и оставлять в условленном месте.
— Что это за место?
— Дом моей матери по Франкфуртераллее. Там на черной лестнице, на втором этаже, стоит бак для мусора По средам, от восьми до девяти вечера, я должна была оставлять записки за этим баком...
— Каким шифром вы пользовались?
— Ключ к шифру - в дате победы английских войск при Трафальгаре. Дата выписывается и слова. Каждая буква имеет порядковый номер. В окончательном виде текст выглядит как бессмысленный набор цифр.
Хабекер быстро протянул ей карандаш:
— Напишите ваш псевдоним. Как он выглядел в этом цифровом обозначении.
— Вы мне не верите?
— Пишите! Вас это не может затруднить!
— Конечно!
Взяв карандаш, она написала на подсунутом листе бумаги шесть цифр.
— Так, — сказал Хабекер. — А теперь - дату битвы при Трафальгаре!
Она написала дату.
Хабекер сам подставил цифры.
Проверил: псевдоним был написан правильно.
— Хорошо, — сказал Хабекер.
– Только версия старая убедить меня, что вам не дали адрес радиста.
— Вам придется поверить, — ответила она. — Уезжая в Германию, я предупредила Больца, что сама ни с кем встречаться не стану. Он заверил, что это не надолго-
Что мой адрес организация даст кому .ибо ишь в крайнем случае- Я даже не знаю, как осуществить связь. По радио или как-нибудь еще- Я предпочла вообще не знать ничего из этого.
— Допустим, - сказал Хабекер. Как долго вы пользовались тайником на Франкфуртерадлее?
— До конца сорокового года. Почему прекратили пользование? Я Убедилась, что мои записки никто не берет я приносила их и три записки лежало на месте.
— Когда вы восстановили связь?
— Я ее не восстанавливала. Не хотела восстанавливать. Я вообще хотела уехать из Берлина, устроиться где-нибудь еще.
— Но вам что-то помешало?
— Просто мне не хватило мужества... Я нашла хорошее место в Дрездене. И лечилась, кстати... Но граф Топпенау однажды позвонил и спросил, куда я пропала. Он сказал, что хочет видеть меня...
— Вы могли отказаться от встречи!
— Не знаю... Я боялась. Ведь у графа могли быть другие связи. И я пошла к нему...
— Зачем?
— Узнать, чем грозит его звонок.
— И что же сказал граф?
— Он возмущался договором о ненападении, заключенным с Россией. Критиковал английское и американское правительства. Говорил, что надо помогать союзникам... Я была возбуждена и восприняла это как намек на собственное бездействие- Спросила, что же мы можем делать? Граф ответил, что нужно регулярно сообщать все политические новости.
— Политические?
— Дд- Но ведь граф фон Топпенау дипломат!
— Продолжайте!
— Ну... Я промолчала. Граф спросил, передаю ли я его информацию. Я рискнула сказать, что передаю. И убеди лась, что он не знает о прекращении связи.
— Вы, конечно, сказали Топпенау, что связи больше нет?
— Нет, не сказала.
— Почему?
— Не знаю!.. Мне вдруг показалось, что самое страшное позади. Что о нас забыли. Просто потеряли нас. Ведь идет война!
В Германию никто не проберется, а человек, забиравший записки из тайника, может быть, призван в армию и убит!.. И надо ли графу все знать? А вдруг он захочет опять установить связь и использует неизвестные мне возможности?.. И я ничего не сказала. Сделала вид, что все идет по-прежнему.
— Вы хотите сказать, что обманули фон Топпенау?
– спросил Хабекер.
— Пусть так... Я не считала это более тяжким проступком, чем то, другое... Вот и все. Но граф хотел, чтобы я осталась в Берлине. Он выражал опасения по поводу моих частых отлучек. Находил, что нерегулярность наших сообщений может быть превратно истолкована. Я понимала, что возражать нельзя. И согласилась на предложение фон Топпенау устроить меня в Министерство иностранных дел... Вот и все.
Хабекер потер руки.