Заветы Ильича. «Сим победиши»
Шрифт:
Ответил он и тем рабочим коллективам, которые по случаю праздника прислали подарки. Питерские текстильщики передали Владимиру Ильичу шерстяной плед с пожеланием, «чтобы Вы ощутили от нашего скромного подарка вместе с физическим теплом и то рабочее сердечное тепло, которым Вас хочется окутать, а также и обратили внимание на то, что в условиях… кризисов мы работаем нисколько не хуже довоенного…» Ленин ответил: «Сердечно благодарю за присланный плед, нахожу его превосходным»911.
А рабочим Стодольской суконной фабрики в Клинцах (Гомельская губерния), приславших
Отказавшись 7 ноября от публичных выступлений, Владимир Ильич в остальном никак не меняет своего распорядка дня. 9-го с утра и до 14.14 он председательствует на заседании Политбюро, 10-го (с 18 часов) — на заседании СТО. Принимает Пятакова (б-го), Каменева (8 и 10-го), Радека (10-го). Ко-минтерновцы просят его принять Клару Цеткин, и утром 8-го Ленин сам посещает ее.
Поговорили о делах, связанных с предстоящим конгрессом Коминтерна, а когда речь зашла о положении в Советской России, Ленин сказал Кларе: «Я должен вам рассказать еще кое-что, что вас особенно порадует.
Представьте себе, на днях я получил письмецо из глухой деревушки… Около сотни детей из приюта пишут мне: “Дорогой дедушка Ленин, мы хотим тебе рассказать, что мы стали очень хорошими. Учимся прилежно. Уже хорошо умеем читать и писать, делаем много хороших вещей. Мы хорошенько моемся каждое утро…”
Вот видите, милая Клара, мы делаем успехи во всех областях, серьезные успехи. Мы учимся культуре, мы умываемся, и даже каждый день…» И тут Ленин рассмеялся, рассмеялся своим прежним веселым смехом, в котором звучало так много доброты и уверенности в победе.
А на вопросы о здоровье Владимир Ильич ответил: «Я чувствую себя вполне хорошо и совершенно крепким, я даже стал “благоразумным”, по терминологии господ докторов. Я работаю, но щажу себя и строго придерживаюсь предписания врачей. Покорно благодарю, больше не хочу болеть. Это скверная штука — дел очень много…»913
Действительно, текущие дела наваливались каждый день и «благоразумие» все больше отступало на второй план. Наркому продовольствия Н.П. Брюханову Владимир Ильич пишет о необходимости принять срочные меры для сохранения собранного зерна. Заместителю наркома финансов М.К. Владимирову — о регулировании цен. Г.М. Кржижановскому — о финансировании Донбасса. Г.В. Чичерину — о нападении фашистов на торговый отдел представительства РСФСР в Италии и т. д. и т. п. Лишь в субботу, 11-го, он позволяет себе выехать на прогулку, да и та длится менее часа.
Никаких признаков ухудшения здоровья, даже при такой нагрузке, за все эти дни не отмечалось. И уже с 10 ноября Ленин начинает готовиться к выступлению на конгрессе Коминтерна. Он еще раз проверяет и перепроверяет все данные, характеризующие развитие Советской России, просит редактора немецкой секции ИККИ МЛ. Левина помочь в переводе доклада на немецкий язык А 13 ноября, с часу дня до двух, выступает в Андреевском зале Кремля перед делегатами IV конгресса Коминтерна.
«Я числюсь в списке ораторов главным докладчиком, — начал он, переждав бурные и долгие аплодисменты, — но вы поймете, что после моей долгой болезни я не в состоянии сделать
Еще в 1918 году, сказал Владимир Ильич, он пришел к выводу, что государственный капитализм был бы шагом вперед при том положении, в котором находилась Россия. В то время «мы были поглупее, чем сейчас, но не настолько уж глупы, чтобы не уметь рассматривать такие вопросы».
Дело в том, что хозяйственный строй России представлял собой переплетение самых разнородных укладов: 1) патриархального, т. е. наиболее примитивного, все еще сохранившегося в земледелии; 2) мелкого товарного производства, которое вело большинство крестьянских хозяйств; 3) частнокапиталистического уклада; 4) государственного капитализма и 5) социалистического уклада914915.
Почему же при таком положении — и «это всем кажется весьма странным, что несоциалистический элемент расценивается выше, признается вышестоящим, чем социализм, в республике, которая объявляет себя социалистической».
Между тем это вытекает из анализа реального соотношения удельного веса перечисленных выше элементов в хозяйственном строе России. Мы, сказал Ленин, — «не переоценивали ни зародышей, ни начал социалистического хозяйства, хотя мы уже совершили социальную революцию». Мы твердо знали, что в экономике страны господствует мелкобуржуазный элемент и именно он преобладает.
А это означает, что «мы уже тогда в известной степени сознавали: да, было бы лучше, если бы мы раньше пришли к государственному капитализму, а уже затем — к социализму». Конечно, это не был «готовый план отступления. Этого не было». Например, о свободе торговли, которая «имеет основное значение для государственного капитализма, здесь нет ни слова. Все же общая, неопределенная идея отступления этим была дана»916.
Эта — тогда еще «очень смутная идея», приобрела определенные очертания в 1921 году, когда, после победы в гражданской войне, мы наткнулись на самый большой внутренний политический кризис, который «обнаружил недовольство не только значительной массы крестьянства, но и рабочих…, когда большие массы крестьянства, не сознательно, а инстинктивно, по настроению были против нас.
…Массы почувствовали то, чего мы тогда еще не умели сознательно формулировать, но что и мы вскоре, через несколько недель признали, а именно: что непосредственный переход к чисто социалистическим формам, к чисто социалистическому распределению превышает наши наличные силы и что если мы окажемся не в состоянии произвести отступление… то нам угрожает гибель»1.
Итак, весной 1921 года, продолжает Ленин, мы перешли к новой экономической политике и теперь, «в конце 1922 года, мы уже в состоянии сделать некоторые сравнения. Что же произошло?.. Принесло ли нам пользу это отступление?.. Если ответ получился бы отрицательный, мы все были бы обречены на гибель. Я полагаю, что все мы со спокойной совестью можем утвердительно ответить…, что мы этот экзамен выдержали».