Заветы Ильича. «Сим победиши»
Шрифт:
После Октября и в начале 1918 года мы «наэкспроприиро-вали много больше, чем сумели учесть, контролировать, управлять и тд.». Но уже тогда «по целому ряду пунктов» нам пришлось принимать решения (например, об оплате специалистов), соответствующие «не социалистическим, а буржуазным отношениям», то есть искать компромисс и «сделать шаг назад»317.
Тогда мы «предложили капиталистам: “Подчиняйтесь государственному регулированию, подчиняйтесь государственной власти, и вместо полного уничтожения условий, соответствующих старым интересам, привычкам, взглядам
То есть первоначально, подчеркивает Ленин, мы сделали «попытку осуществить переход к новым общественным отношениям с наибольшим, так сказать, приспособлением к существовавшим тогда отношениям, по возможности постепенно и без особой ломки»1.
Стратегический замысел того времени предполагал, «что обе системы — система государственного производства и распределения и система частноторгового производства и распределения — вступят между собою в борьбу в таких условиях, что мы будем строить государственное производство и распределение, шаг за шагом отвоевывая его у враждебной системы»318319.
Однако отчаянное сопротивление буржуазии, поддержанное иностранной интервенцией, перенесло борьбу на иную арену — гражданской войны. И речь уже шла не о «компромиссе» или «частичных уступках», а о смене государственной власти. Вот почему «попытка экономической политики Советской власти, рассчитанная первоначально на ряд постепенных изменений, на более осторожный переход к новому порядку» — не была реализована320.
Теперь, когда война кончена, когда, как выразился Ленин, — внешние и военные задачи «не стоят как неотложные», появилась возможность вернуться к прежней стратегии. И с весны 1921 года мы отступили «в целом ряде областей экономики к государственному капитализму», а это уже «не штурмовая атака, а очень тяжелая, трудная и неприятная задача длительной осады, связанной с целым рядом отступлений»321.
В частности, мы предполагали «более или менее социалистически» обменивать промышленные товары на продукты земледелия и с помощью такого товарооборота «восстановить крупную промышленность, как единственную основу социалистической организации. Что же оказалось?» Оказалось, что товарообмен сорвался, что «частный рынок оказался сильнее нас, и вместо товарообмена получилась обыкновенная купля-продажа, торговля». Значит необходимо «еще отступление назад… к созданию государственного регулирования купли-продажи и денежного обращения». Такова реальная обстановка и «потрудитесь приспособиться к ней, иначе стихия купли-продажи, денежного обращения захлестнет вас!»1
В ответ мы слышим голоса: «Если, дескать, коммунисты договорились до того, что сейчас выдвигаются на очередь задачи торговые, обыкновенные, простейшие, вульгарнейшие, мизернейшие торговые задачи, то что же может тут остаться от коммунизма?» Но скрывать от себя и от народа то, что есть, — значило бы «не иметь мужества прямо смотреть на создавшееся положение. При таких
«Нам надо стать на почву наличных капиталистических отношений». Только таким, «более длительным, чем предполагали, путем можем мы восстанавливать экономическую жизнь»324.
Мы имели летом в Донбассе «катастрофическое положение». И это при острейшем дефиците угля для промышленности. Тогда мы разрешили сдавать в аренду малые шахты и старые выработки. Теперь эти «мелкие крестьянские шахты» отдают нам «около 30 % добываемого на них угля. И это способствует не только развитию производства в Донбассе, но и восстановлению «правильной системы экономических отношений», поднятию «на своих плечах крупной промышленности»325.
При этом необходимо помнить, что «восстановление капитализма, развитие буржуазии, развитие буржуазных отношений из области торговли и т. д. — это и есть та опасность, которая свойственна теперешнему нашему экономическому строительству… Ни малейшего заблуждения здесь быть не должно»326.
В своих октябрьских заметках 1921 года Ленин выражает эти мысли еще более лапидарно:
«Лобовая атака ошибка или проба почвы и расчистка ее? И то и другое, исторически глядя.
А глядя сейчас, при переходе от нее к другому методу, важно подчеркнуть ее роль, ошибки»327.
В другой записи, сделанной накануне выступления 29 октября:
«Еще шаг назад, еще отступление.
И не конченное еще… Сколько еще времени будем отступать?
Это неизвестно. Этого знать нельзя…
Не опасно ли это отступление? Не усиливает ли оно врага?… Да, опасно. Да, усиливает. Но всякая иная стратегия не только усилит врага, но даст ему победу»1.
И еще одна важнейшая запись: лобовая атака дала «завоевание возможности “реформистского” перехода — или, иначе, возможности вступить на путь предварительного подхода, на мостки, на ступеньки, ведущие к цели»328329.
Судя по прениям, развернувшимся на губпартконферен-ции после доклада Ленина, и здесь нашлись коммунисты, особенно из числа агитпропщиков, которые выступили против ряда положений, высказанных Владимиром Ильичем.
Сама постановка вопроса об ошибочности военного коммунизма: «и да, и нет» — никак не влезала в рамки «линейного» мышления. Редактор «Московского рабочего», завотделом МК РКП(б) И.Н. Стуков и член бюро МК В.Г. Сорин «очень плакались по поводу того, — сказал в заключительном слове Ленин, — что, дескать, вот говорят об ошибках, а нельзя ли ошибок не выдумывать? Тт. Стуков и Сорин очень опасались, что это признание ошибки, так или иначе, целиком или наполовину, прямо или косвенно все же было вредным, потому что распространяло уныние…»