Зависимость. Трилогия
Шрифт:
Мне страшно. Я не знаю, как смогу утром открыть глаза и посмотреть в ее лицо, как заставить себя обнять ее за плечи и сказать, что все будет хорошо. Что я защищу ее. Я бы хотел сделать это, действительно, но как я могу защитить ее от самой себя?
Ее лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. Бледное кожа и налитые кровью глаза. Отец, твоя кровь на ее руках, твоя и мамы.
Я могу быть следующим, и мне страшно.
Но знаешь, что больнее всего? Знать, что то, против чего мы и наши предки сражались так долго, все-таки смогло нанести решающий удар и победить. Враг пробрался в самое наше сердце и пустил там корни. Я – последний, кто мог бы попытаться победить, но даже сейчас знаю, что у меня не хватит на это сил. Не потому что я слаб телом или одержим страхом, но потому что любовь
к чудовищу
делает меня ничтожным и слабым.
Сейчас Реджина впала в состоянии среднее между сном и комой. Не знаю, что с ней происходит, и очнется ли она вообще. Не знаю, чего желаю сейчас больше: чтобы она снова стала такой, как раньше, или чтобы просто исчезла. Или умерла.
Я усну этой ночью, думая о том, что утром могу не проснуться, и что теперь моя кровь покроет ее бледные руки, и одержимый мыслью, что все еще ставлю ее жизнь выше моей.
Прости, что подвел тебя.
После уже не было никаких вопросов. То, что она прочила в дневнике, прояснило все, расставило точки над і. Хмурые взгляды Неро, то, что он никогда не засыпал рядом с ней. То, что его глаза уже всегда были открыты, когда она просыпалась. То, как он относился к ней, словно она была очень ценной вещью, которую он ненавидел, но о которой упрямо продолжал заботиться. Рен не могла винить его. После этого она стала еще больше восхищаться его силой и принципиальностью. Ощущение ее вины выросло еще больше, затопив все другие чувства. Рен была пленницей своей вины, которая была как цепь вокруг ее шеи, и другой конец этой цепи держал в руках Неро. Она знала это, знала, но не могла винить брата в этом. Он справлялся со всем этим, как мог. Вряд ли кто-либо на его месте справился бы лучше. Рен не знала, что делала бы, зная, что их родителей убил Неро. Неро никогда не сделал бы такого. Это все ее вина. И эта вина была раковой опухолью ее души, которая с каждым днем стремительно разрасталась. Рен ничего из этого не помнила, как не знала, зачем она сделала это. Было ли это ее решение или ее телом владеет нечто темное, враг? Как Неро засыпал
/////
Мы уверены в том, что жизнь подождет нас. Подождут люди, которые хорошо относились к нам, но ненужные в данный момент, так и не произнесенные слова, привкус которых остался во рту, и даже пожелтевшие листья не слетят с дерева без нашего разрешения. Но мир движется, жизнь не стоит на месте. И сами мы не готовы ждать, а желаем заполучить все и сразу. Мы желаем… Фиби стояла на вершине холма над утопающим в тумане городком. Одинокая фигура среди золотых крон деревьев, на ковре из облетевших листьев, закутанная в полумрак, туман и дым. Раньше это был цветущий небольшой городок, а сейчас на его месте остались лишь обгоревшие останки, торчащие из земли, как кости огромного чудовища, которые складывались в длинный изогнутый хребет. - Что ты ищешь здесь, темная? Фиби обернулась и увидела перед собой сгорбленную старуху в старом тряпье. Она была слепа и сжимала в костлявых искривленных руках трость с набалдашником в виде ворона, сидящего на шаре. - Ты не найдешь здесь ничего, - пробормотала она, проглатывая звуки. – Здесь больше ничего не осталось, кроме жженных костей. Они хорошо поработали. - Ты можешь видеть меня. Кто ты? Старуха рассмеялась, из ее белых глаз брызнули слезы и потекли по сморщенным темным щекам. Она перехватила трость и постучала ею о камень, лежащий на земле. - Я просто старая сумасшедшая старуха, какое тебе дело до меня? Я последняя, кто остался в этой деревне, и я никуда отсюда не уйду. Так можешь им и передать. Она застонала и развернулась так, чтобы облокотиться спиной о камень. Теперь ее руки дрожали. - Ты думаешь, раз я слепа, то не вижу тебя? Возможно, я и не вижу твоего лица или цвета твоих волос, зато я вижу твои бездонные страшные глаза, вижу тьму, исходящую из твоего сердца. Это очень древняя тьма, и мои предки сталкивались с ней еще много сотен лет назад. Я вижу твою растерянность и чувствую твою слабость. Зачем ты пришла сюда, жница? Что ты ищешь на костях моих соседей и моих детей? Фиби брезгливо отвернулась от нее. - Что мне за дело до сумасшедшей? Я пришла не за тобой, ни к тебе и не стану спрашивать твоего позволения находиться там, где я хочу. - Ты пришла за девочкой, - мирно ответила старуха, словно и не слышала раздражительно тона Фиби. – Но ее давно уже нет здесь. - И где же она? Против своей воли Фиби подалась вперед, в один шаг преодолев расстояние между собой и камнем, на котором отдыхала старуха, и наклонилась к ней. Прямо перед ее глазами оказалась тонкая желтоватая, похожая на пергамент кожа, сплошь усеянная старческими пятнами, длинный хищный нос с широко раскрытыми ноздрями. В нос ударил сильный запах трав и нафталина. Тонкая рука с длинными пальцами сомкнулась на запястье Фиби. - Я видела, как они горели, мои дети, - закричала старуха. – Слышала, как они кричали, звали меня, проклинали своих обидчиков…И я не могла им помочь. Я…Мои бедные детки. Фиби перехватила ее руку и сильно сжала. Рука под ее хваткой на мгновение потеряла очертание, затем обрела их вновь. - Ты дух, живший здесь когда-то. Ты так же мертва, как и все остальные. Ты не более чем воспоминание, твой голос не громче шепота. Твои кости поглотила земля, а Небеса не приняли твой дух. Ты проклята и ты повинуешься мне, как и все проклятые. Старуха упала на колени перед Фиби и взмолилась: - Помилуй меня, госпожа. Я не сделала ничего плохого. - Как давно они побывали здесь? - Месяц назад. Еще сегодня утром здесь были люди, которые забирали тела. Мои деточки, мои родные…Почему они забрали их? Почему не ее? Почему она единственная, кому удалось спастись? Это несправедливо, она должна была умереть. - Ты знаешь, куда она пошла? - Я не следила за ней. Как я могла, когда мои дети звали меня? Да будь она проклята, эта девчонка. Они еще настигнут ее, поживятся ее плотью. Огонь будет лизать ее кости, как кости моих детей.
1.3
Страшно не упасть - страшно не встать...
Немецкая пословица
Четыре месяца спустя
Заброшенные города и селения похожи на древние голые скелеты, постепенно превращающиеся в пыль и прах и развеивающиеся по ветру. Но то, что было прекрасным прежде, в свои лучшие годы, умеет красиво и величественно стареть, обрастая трещинами и зелеными побегами, разрушаясь, но все еще вызывая трепет в человеческих душах. Отсутствие людей и, особенно, бессмысленной суеты и шума вокруг, облагораживает такие места еще больше. Так создаются тихие гавани гармонии и тишины. Места, где хочется остаться навечно. Кью находилась сейчас как раз в одном из таких мест. Ее новое убежище. Ее место. Триста лет назад это был просто еще один монастырь, построенные в готическом стиле, но после подводного землетрясения и последовавшего за ним толчка здание стало постепенно погружаться в воду. Вода, ветер и песок ни на день не прекращали своих трудов. Казалось даже, будто они состязаются между собой за то, чья работа будет более заметной. Монастырь, со всеми своими башенками, пристройками и даже располагавшимся внутри садом, опускался вниз неравномерно. Большая часть постройки почти полностью погрузилась в воду, меньшая часть вросла прямо в гору и была практически неразличима снаружи. Главное же здание опустилось в воду приблизительно на две трети; шпиль высочайшей башни так же гордо вздымался над скалой, как и три века назад, внутренности заполонила вода, но ее уровень менялся вследствие движения тектонических плит и изменения уровня мирового океана. Во время прилива вода поднималась метра на два, но во время отлива алтарь и еще часть мраморного пола обнажались, и по ним можно было ходить, чувствуя себя частью древней истории. Кью сделала глубокий вдох и закрыла глаза, опуская стену. Еще несколько месяцев назад это пугало ее до ужаса: воспоминание в воспоминании, обрывки, движения, ложь в красивой обертке, слова, сказанные будто невзначай, но западающие в душу и возвращающиеся в ее ночных кошмарах, знакомые новые лица, смех, слезы, страх, наслаждение… Затем она почувствовала холод, пробежавший по спине, рукам, шее... Кью несколько раз сжала и разжала пальцы. Крошечное облачко пара, сорвавшись с ее губ, уносимое ветром, скользило дальше по улице. Холодно. Очень холодно. Пусто. Кью стояла на мосту, оперевшись локтями о деревянные поручни и наклонившись телом вперед, чтобы видеть излом дороги в месте, где река делала поворот. Ей хотелось начать тереть пальцами виски, чтобы унять головную боль или броситься с моста вниз, чтобы ее длинное бледное тело пробыло темную поверхность реки. Опустив глаза, она увидела короткие голубоватые молнии, скользившие на кончиках ее пальцев. Нужно было дышать, медленно и глубоко. Раз... Два... Три... Четыре... На счет "четыре" ее поглотило очередное воспоминание, которых было так много за последнее время, что Кью уже сбилась со счета. И появлялись они все чаще и чаще. Каждый их приход был болезненным. В этих последних воспоминаниях она больше не была девочкой, которую не смог убить ее собственный отец. Не была отцеубийцей. Не была некрасивой, исполосанной шрамами. Нет, все чаще и чаще перед ней возникал образ то девочки лет восьми, то молодой свежей и прекрасной девушки. И каким-то образом Кью знала, что во всех случаях это был один и тот же человек. Это была сама Кью. Она видела лошадей, что неслись галопом по самому краю обрыва, безумно высоко над уровнем моря, и две стройные фигуры всадников, тетиву лука в руках красивой русоволосой девочки, а затем ту же девочку со стальным мечом в руках и ее красивого молодого соперника. Затем большие волны и две темные фигуры, борющиеся со стихией, которые то выныривали на поверхность, то снова погружались в пенящуююся воду. Последним было видение бала. Это воспоминание как бы состояло из крошечных кусочков, которые нужно было собрать воедино и склеить, но которые не желали быть ни собранными, ни склеенными. Хрустальная трехметровая люстра на потолке. Барышни в длинных платьях, но с откровенными декольте, на многих были маски, украшенные драгоценными камнями, и дорогие украшения, всевозможные платки, напудренные парики и шляпки с перьями и без. Бокалы с красной искрящейся жидкостью. Звон битой посуды и громкий хохот гостей. Музыка, много музыки...Ее собственные изящные ножки, выглядывающие из-под пышной бардовой юбки. Она не любила темные цвета, но специально надела это платье, чтобы соответствовать балу и гостям. Музыка. Звуки арфы и скрипки. Духовые и клавишные. Прекрасная музыка. Следующее, что она помнила, это прекрасные серые глаза, смотревшие прямо на нее. Знакомые серые глаза, которые сопровождали ее с самого рождения. Ее сердце забилось быстрее. И еще быстрее, когда обладатель этих глаз пригласил ее на танец, и их тела оказались так близко. - Ты так прекрасна сегодня, Элизабет, - шептали его губы над ее ухом.
– Больше, чем я смел мечтать. Она закрыла глаза от наслаждения. Сегодняшний вечер вскружил ей голову. Она почти ничего не пила, но была пьяна больше, чем когда-либо прежде. Главное, что он был рядом, больше ей ничего не было нужно. Ее брат. Тот, кого она любила больше всего на свете, больше себя, больше жизни, больше отца. - Элизабет. Когда его руки сомкнулись вокруг ее талии, она забыла дышать, удивительно, как ее ноги все еще не запутались и не выдали бушевавших в ней чувств. Он смотрел на нее не так, как должен был смотреть брат, и в это мгновение их родство по отцу не казалось чем-то важным. Это была просто деталь, которую можно было откинуть в сторону или даже вовсе забыть о ней. - Элизабет, - позвал он снова. И она утонула…
/////
– Триста/ семьсот четыре! - Триста один/ семьсот девять! - Триста четырнадцать/ восемьсот! В конечном счете, это были просто цифры, пустой звук для Кая. Они ничуть не мешали ему готовиться. Он уже почти закончил разогреваться. Его мышцы едва заметно подергивались от нетерпения. - Триста шестнадцать/ восемьсот тридцать – последнее слово. Ставки больше не принимаются. Рахра сел, тряхнув своими огромными рогами. Его бычья голова переходила в сильное мужское тело с хорошо развитой мускулатурой. Темно-золотистая гладкая грудь с проколотыми сосками светилась в свете факелов. Он шумно выдохнул, и золотые кольца в его ноздрях качнулись. Еще один демон с головой козла и с козьими копытами взошел на ринг, чтобы представить публике бойцов. Его маленькие темные глазки бегали по всему залу, но то и дело возвращались к балкону, принадлежавшему Рахре. - Дамы и господа, демоны и полубоги, бессмертные и прекрасные, позвольте вас приветствовать в нашем клубе. Можете поверить моим словам, ведь это не обычное бахвальство, эта ночь будет полна крови, красной, как ароматное вино, боли, которую вы сможете почувствовать на вкус, и денег, которые будут высыпаться из ваших карманов. Объявляю третью лунную ночь открытой. Толпа загудела, из всех углов задымленного зала слышались крики и свист. - Первый бой, - продолжал козлик. – Бой между Сигиром и Рейго. Приветствуйте своих любимцев! Громче, пусть Ад затрясется от ваших криков этой ночью. Кай сплюнул. Козел и его хвастливые речи уже начинали действовать на нервы, а ведь вечер только начался. Сигир был высоким чернокожим демоном. Его шею обвивала длинная тонкая змея, изумрудного цвета с ярко-красными точками. Затем ее тело спускалось вниз по левому плечу демона, пересекало грудь и живот, хвост ниспадал почти до земли, врастая в кожу ниже колена. На протяжении всего своего пути, змея то уходила под кожу, то снова выходила наружу. Это было жутко, но вместе с тем и довольно…экзотично, такое нравилось публике. Рейго был небольшого роста, худым, но жилистым. Его бледная кожа была сплошь усеяна крупными зеленоватыми язвами, прикасаться к которым было очень болезненно, что Кай уже знал на личном опыте. И на месте прикосновения оставался ожог, который не сходил еще несколько дней. Кай подошел к ограде и смотрел на зал сверху вниз с высоты своей ложи. Он даже не собирался смотреть этот бой, исход которого ему был ясен с самого начала. Вместо этого его тяжелый, полный ненависти взгляд остановился на сидящих внизу. Здесь было на что посмотреть. Такое сборище демонов и разношерстных выродков нечасто увидишь. Большинство из них были высшими демонами, значит, не выглядели так
экзотично
– это слово резало его виски. Они были похожи на обычных людей, одетых в дорогие костюмы, многие были в галстуках или с бабочками, словно собрались на светский прием, а не на кровавую бойню. Каждый сидел в своей собственной отгороженной ложе, в окружении суетящейся свиты подхалимов. Туда-сюда сновали ярко выряженные официанты в золотых и красных одеждах, разносящие напитки и легкие закуски. Прямо под балконом Кая сидел карлик, словно по чьей-то злой шутке выряженный в костюм, и жадно обгладывал с кости сырое мясо. Кровь закапала его белоснежную рубашку. Тут его кто-то окликнул, и карлик хищно улыбнулся окровавленными губами. В соседней ложе сидел мужчина восточной внешности, с желтоватой кожей и длинной иссиня-черной бородой, заплетенной в косичку. Рядом с ним, по правую руку, сидела его жена – эффектная рыжеволосая женщина, злить которую, впрочем, было опасно, ведь тогда ее аккуратные локоны превращались в ядовитых змей. Слева сидел неприятный толстяк с обвисшей кожей и выступающим пузом, напоминавший огромный бочонок. В его ногах вились три обнаженные девушки. На них было надето множество золотых украшений: длинные серьги, ожерелья, браслеты на руках и ногах, позванивающие при каждом движении. Кая тошнило от исходящих снизу винных паров и опиумного и гашишного дыма. Его не трогали ни крики толпы, ни хруст костей и звук ударов, доносившиеся с ринга. Мысли его были где-то далеко. Результат боя нисколько не удивил Кая. Змея Сигира могла ужалить до смерти, но даже для нее прикосновения к Рейго были болезненными. Кай только на мгновение повернул голову, чтобы увидеть, как Сигир, скорчившись на полу и поджав к себе колени, окровавленными руками прижимал к груди отрезанную змеиную голову. Рейго стоял, скромно потупив взгляд, но это была только игра на публику, скорее всего, демон сейчас мысленно просчитывает свой выигрыш за сегодня. Третья лунная ночь – три боя. Каю предстояло выйти во время третьего поединка. Козлик снова вышел, чтобы объявить вторую пару бойцов. Кай отвлекся на мгновение, но оглушительный крик толпы заставил его посмотреть на ринг. Казалось, козлик был чрезвычайно доволен тем, какое впечатление произвело на публику появление второй пары. Ноздри Кая раздулись, вдыхая запах свежей крови, который так нечасто можно встретить здесь. - Да, да, - трещал козлик. – Вы совершенно правы. Этой ночью гостями нашего клуба стали редкие, но благодаря этому такие желанные гости. Смертные. Попросту люди. Скорее всего, человеческие наемники или те, кто выступают в боях без правил. Может, военные. Да наплевать. Приводить смертных на вечеринки вроде этой было категорически запрещено, но раз в несколько месяцев хозяева клубов проводили такие «запретные игры». Причем таким нелегальным бойцам обычно подмешивали в качестве допинга демоническую кровь. Она делала их сильными, выносливыми, кровожадными и бесстрашными. Смертные на этом ринге дрались до конца. Вот и в этот раз это больше походило на избиение, а не на красивую драку. Но публика была довольна. Трещали кости, лилась кровь. - Еще! Еще! Один из бойцов зажал другому руку и резко дернул ее в сторону с такой силой, что рука не только сломалась, но мясо отделилось от костей и повисло. Брызнула кровь. У женщины, сидевшей близко к тому месту, высунулись клыки. Болевой шок на время отрезвил одурманенного бойца, и он полными ужаса глазами уставился на своего противника. Второй продолжил атаковать. Он накинулся на уже практически поверженного врага и стал ногтями разрывать его плоть, словно изголодавшееся по мясу животное. Судьям ничего не оставалось, как признать одичавшего победителям, а второго приказать унести с ринга на носилках. Публика кричала «браво» победителю. Кто-то даже бросал на ринг красные розы. Время третьего боя. Кай скинул с себя куртку, оставшись только в майке и свободных брюках, он шел босиком по когда-то красной ковровой дорожке, покрытой пятнами засохшей крови и других телесных жидкостей. Чувство брезгливости было ему не знакомо. Он не слышал ничего, ни криков толпы, ни голоса козлика, называвшего его имя и имя его соперника, ни того, как публика скандировала его имя. Кай шел на ринг не просто для того, чтобы сражаться или чтобы получить вознаграждение. У него перед глазами стояли цифры 316/830. Цифры сегодня не на его стороне. Его противником был огромный, действительно огромный, демон, ростом не меньше 2,5 метров. С татуировками, оживающими на его коже, с острыми стальными зубами, росшими в три ряда, грубым безобразным лицом. На его фоне Кай казался хрупким, почти что ребенком. Его платиновые волосы торчали в разные стороны, как если бы он только что встал с постели, но демон знал, что это только придает ему привлекательности. Глаза его были сосредоточены на противнике. Мышцы полностью расслаблены, и он двигался плавно и мягко, как на обыкновенной прогулке. Сотни глаз наблюдали за ним, желали его, ненавидели его. Он был ночным видением гашишного безумия и прекрасным ангелом. Он был тем, наконец, кто может принести очень много денег. Публика снова зароптала, и, повернувшись, Кай вновь увидел ту вампиршу. Проследив за направлением ее взгляда, он наткнулся на развалившиеся на земле носилки и окровавленное тело бойца. На коленях перед ним сидела женщина в черной одежде. Словно ощутив на себе тяжесть взгляда Кая, она обернулась. Их взгляды встретились. Кай впервые за весь вечер почувствовал, что спокойствие оставляет его. Фиби. Женщина отвернулась, и Кай не смог ни подтвердить, ни опровергнуть свою безумную догадку, действительно ли это она, или только плод его воображения. Женщина встала, сделала шаг в сторону и тут же растворилась в толпе, словно ее никогда и не существовало. Тело бойца накрыли черным покрывалом и тут же вынесли прочь, дабы ничто не портило удовольствие от созерцания нового боя. Каю нужно было сосредоточиться на этом бое. Его бое. Но его мысли снова и снова возвращались к женщине, которую он видел всего пару секунд, да и то в полутьме и с приличного расстояния. Один из низших демонов ударил в гонг, объявляя начало последнего боя. Для такого громилы Шши двигался удивительно быстро. Казалось, он был везде. Его ноги и руки были длиннее, чем у Кая, его глаза были повсюду. Он умудрялся не только уходить от быстрых и мощных атак Кая, но и наносить легкие точные удары противнику. Один из таких ударов, но с чуть большей силой, оставил Кая лежать на полу и судорожно хватать ртом воздух. Но даже сейчас он думал о том, действительно ли это была Фиби. Он рывком поднялся на ноги, мысленно прощупывая свое тело и рассуждая, насколько его еще хватит. Он подлатал это тело, насколько это вообще было возможно, и оно все еще хорошо служило ему, но уже не было идеальным и не могло восстанавливаться так быстро, как раньше. Обычно это только прибавляло острых ощущений, но сегодня впервые могло привести его к проигрышу. Это было недопустимо. Кай медленно, одну за другой, расслабил все мышцы в своем теле, пока они с противником ходили по кругу, то увеличивая, то сокращая дистанцию. Это одна из главных премудростей в этом деле: уметь перейти из расслабленного состояния передвижений в стальное состояние удара. Зачастую именно быстрота этого перехода определяет победителя. Так же важную роль играет тактика и умение правильно двигаться и дышать. Стоит хоть на несколько секунд сбиться с дыхательного ритма, и противник повалит тебя на землю одним ударом. Но два главных врага бойца – паника и ярость. Злость помогает концентрироваться, но ярость делает бойца слепым, заставляет бросаться вперед, не думая ни о нападении, ни о защите. Кай и Шши все еще продолжали свой медленный танец по кругу. Оба знали, что исход поединка окончательно решится именно после последующего схождения между ними. Кай чувствовал себя уставшим. Его легкие горели. Его ноги сводило судорогами. Сдаться и проиграть недопустимо. Он первым двинулся, но не вперед, а назад, намеренно подпуская к себе Шши, и позволяя загнать себя в угол. Горящие натянутые тросы обожгли его спину, но он только зашипел сквозь сжатые зубы. В конце концов, что значит еще один шрам на его спине? Как только Шши начал атаку, Кай поднырнул у него между ног, оказавшись за спиной, но предпринять контратаку не успел. Противник уже снова стоял к нему лицом. - Хватит бегать от меня, маленький гаденыш, - прошипел он. – Сражайся или я съем тебя, как десерт.
Сражайся. Борись. Будь сильным. Будь достоин меня…или лучше умри.
Кай снова был в углу. Но теперь не по собственному желанию, но потому, что у него не осталось выбора. Огромная туша загнала его в угол. Новая боль, еще один жженый след на его коже.
Сражайся.
Кай всем телом прислонился к раскаленным веревкам и оттолкнулся от них. Ему удалось отбросить Шши на несколько шагов назад. Кай обошел его справа и снова поднырнуть, оказавшись сзади. Тогда он со всей силы ударил ногой по гениталиям противника и, пока тот не успел опомниться, толкнул его на веревки. Шши заревел, как раненный медведь. Кай воспользовался этим и нанес еще несколько ударов, повалив здоровяка на пол. Теперь рост не имел никакого преимущества. Он получал удовольствие, нанося удары ногами по животу, лицу, спине. Это было ни с чем несравнимое чувство контроля другого существа. Чувство превосходства. Судьи отдали победу Каю, и демон с гордо поднятой головой удалился с ринга. И только ступив на красную дорожку, почувствовал, как все побои и ожоги вернулись к нему с удвоенной силой. Только воля помешала ему упасть прямо здесь, под хищными взглядами всех собравшихся. Его грудь вздымалась и опускалась, но ему не хватало кислорода. Не хватало сил.
Победа стоит всех жертв. Всех твоих сил. Всего, что у тебя есть.
Победа была важнее всего, и он заполучил ее, не ударив в грязь лицом.
Я никогда не подведу тебя, отец.
1.4
Как часто мы хотим, чтобы случилось что-то лишь потому, что это нас оправдывает.
Эриан Шульц
Мысли могут резать больнее лезвия. Мысли эти, бесполезные и непригодные ни на что другое, кроме как приносить боль, постоянно крутятся в голове. И, что хуже всего, избавиться от них бывает очень трудно, или же вообще невозможно. И ты начинаешь воспринимать их как свою неотъемлемую часть, а потом уже не представляешь без них своей жизни. Ноэль был зависим от собственного страха. Когда эта мысль впервые пришла ему в голову, он решил было, что просто рехнулся. Во второй раз он уже принял ее за навязчивую идею. Но, казалось, она нарочно преследовала его. Как бы это ни звучало, именно страх стал смыслом его жизни. Засел так глубоко, что у Ноэля даже не возникало мысли бороться с ним. Не преодоление страха и не борьба с ним действовала на парня возбуждающе, но само ощущение страха и вызванным им адреналин. Ощущение жертвы и крошечный шанс примерить на себя роль палача. Смыслом же его существования стал поиск, который не прекращался ни на день. Прогуливаясь днем по городу, Ноэль внимательно смотрел по сторонам, разглядывая витрины магазинов и занятые столики в кафе, террасы и бульвары, закрытые беседки и магазины. Повсюду были люди. Случалось так, что некоторые начинали интересовать его. Обычно это были молодые хорошенькие девушки, но в его коллекцию попадали и женщины постарше, и мужчины и даже старик-художник, чем-то напоминавший Хемингуэя в старости. Тогда Ноэль следовал за ними, держась на приличном расстоянии, провожал до дома и отмечал адрес на своей карте. Иногда он возвращался к одному из этих мест, провожая возможную жертву в магазин, на работу или свидание. Он, как и раньше, вел дневник, но теперь там можно было найти только короткие отрывистые записки, а не подробные, но бестолковые статьи, как раньше. Он научился отмечать только ту информацию, которая действительно была важна, или могла оказаться такой в дальнейшем. Сегодня шел дождь. Температура воздуха резко упала, и все прохожие облачились в плащи, куртки потолще и вооружились зонтиками. У нее был большой ярко-оранжевый зонтик, из-за чего было практически невозможно потерять в толпе ее стройную фигуру в светлом плаще. В первый момент Ноэля привлек ее быстрый любопытный взгляд, брошенный в его сторону, а затем тот самый зонт. Ноэль следовал за девушкой, не в силах отвести от нее взгляд. Словно он был магнитом, а она огромным куском железной руды. Потерять ее было совершенно невозможно. Так же, как потерять собственную руку или ногу. Даже закрыв глаза, он чувствовал бы ее след на асфальте под ногами, на стенах домов, у которых она проходила, одежде людей, которых она едва касалась рукавом или краем своего зонта. Она скрылась от дождя под навесом, собрала зонт, капли с которого капали прямо на ее белые туфли на шпильке, и зашла в булочную. Она повернулась спиной ко входу, но по едва заметному подергиванию плеч Ноэль решил, что она улыбнулась продавщице. Хотелось бы снова увидеть ее лицо. Забрав пакет с выпечкой, девушка направилась к выходу, но на несколько мгновений задержалась у двери, глядя на грязно-серые лужи на тротуаре, а затем на свои белые туфли. Встряхнув влажными волосами, она решительно вышла под дождь. Этих нескольких мгновений хватило, чтобы как следует рассмотреть ее бледное, покрытое веснушками лицо, характерный нос, придающий некий особенный шарм ее лицу, чуть раскосые глаза под темными бровями. Она казалось странно яркой среди серого пейзажа, нереальной, словно только что сошла со страниц глянцевого журнала. Как чья-то мечта, ставшая явью. Девушка успела пройти всего несколько шагов, когда у нее зазвонил телефон. Она сначала улыбнулись, словно это вышло у нее совершенно невольно, и лишь только потом ответила на звонок. Ноэль ждал, пока она окончит разговор. Дождь не мог отвлечь его от девушки и выступал неким фоном, границей между серым мокрым городом и яркой девушкой. Ноэль вдохнул, чтобы почувствовать ее запах. Он был уверен, что находится слишком далеко. Этот запах как...как...Быть может, в нем и не было ничего особенного. Мокрый город, влажная прилипшая пыль, цветочные духи девушки, которые только еще больше подчеркивали нереальность происходящего. Вдруг это сон? Ноэль прошел всего в нескольких сантиметрах от девушки, задев ее плечом, и быстро прошел дальше. Она ничего не сказала ему в ответ, так как была слишком увлечена разговором. Грудь Ноэля сдавило разочарование. Эта девушка не подходила, как и десятки предыдущих, хоть он и не мог сказать, что именно в ней было не так. За окончанием сцены он наблюдал уже издалека. У тротуара припарковалась серебристый легковой автомобиль, и из него вышел среднего роста парень без зонта. Подбежав к девушке, мокрый, обхватил ее руками за талию и прижав к себе, запечатлел поцелуй на ее губах. Она шутя ударила его рукой в грудь, даже не потрудившись сжать ее в кулак, и рассмеялась. Так завершилась одна из крошечных историй, из которых теперь состоял день Ноэля. Он заботливо собирал эти кусочки, отмечая детали, чтобы потом отметить их в своем дневнике. Его поиски продолжались.