Зависть как повод для нежности
Шрифт:
Поля вернулась к двери, прикрыла трубку рукой и прошипела Потапову:
– Вы можете помолчать? Я сейчас договорю и открою.
Она подхватила чек и, мельком взглянув на него, снова удалилась от двери.
Ответила уже Сергею:
– Это телевизор. Я выключила. А хотите, я к вам приду в гости? Помогу со Светочкой?
Полина вышла даже на балкон, чтобы поговорить по-человечески. Было уже холодно. Ветер бесстыже задирал ее платье. И она чувствовала себя неловко, как будто это происходило в присутствии реального мужчины.
– А что, мать Светкина
– Не Светка, а Светочка. У Гали важная командировка, – уже почти не сопротивлялась Поля.
– Куда это? – настаивал Сергей.
– В Израиль, – сдалась Полина.
На той стороне присвистнули. Чувствовалось, что новость ошеломила Сергея.
– Куда?! – выдохнул он.
– В Израиль.
– И на сколько она уехала? – попытался уточнить масштабы бедствия Сергей.
– А, на полгода… – стала врать Полина на всякий случай, досадуя, что и так проговорилась.
– И что, полгода Светка у тебя бы жила? Что ты гонишь? Говори, где Галя?
– Не Светка, а Светочка. Я – психолог. Работаю в детском саду. С детьми обращаться умею. А Светочка ко мне привыкла. И мне не так скучно, – взывала она к разуму Сергея и удивлялась сама себе: с Потаповым она могла говорить как старшая, а с этим только как слабая и беззащитная.
– А сколько ты берешь? – Наглец какой!
– Вы с ума сошли? Как же я могу за ребенка деньги брать?
– А в детском саду ты не за детей берешь? – Да он просто издевался над нею.
– Это работа. А Светочка – это ребенок моей подруги, – Полина решила быть до конца вежливой.
– Когда это вы подругами стали? Ты еврейка, что ли? – национальное чутье подсказало Сергею верный вопрос.
– Почему это?
– А почему она в Израиль улетела? – логика безупречная.
– Нет, я русская. Почти. В Израиль летают не только евреи.
– Ну да, еще те, кто их любит, – съязвил обиженный экс-супруг Гали.
– Так вам нужна помощь? – не поняла, куда он клонит, Полина.
– Ладно, приходи. Как-нибудь. Я тут зашиваюсь… – Сергей понял, что терпение девушки закончилось и он может остаться ни с чем.
– У вас женский голос отвечал… – решила, что теперь и она может приступить с расспросами. Тем более что руки и ноги мерзли, хотелось в тепло.
– Это парикмахерша. Светочку стригла.
– А потом – ночевать у вас осталась? – с детской обидой поинтересовалась Поля.
– Устала. Прилегла, – скупо объяснил Сергей, считая, что это честно: каждый предъявляет свои претензии.
– А… Ну ладно, надо будет, звоните. – Полина, напротив, взвинтилась – не могла принять такой лживый ответ.
Он не успел среагировать, как телефон перешел на длинные гудки. Разговор был закончен. Поля сама не ожидала от себя такой решительности.
«А она не такая слабая и глупая, как я думал. С виду ягненок. Еще уговаривать придется».
Завершив разговор, Полина вернулась в комнату, сердито отсчитала 838 рублей, как было указано в чеке, и подсунула их под дверь. Чтобы покончить со всеми мужчинами сразу. Это уж как водится: девушка обидится на одного мужчину, а достанется другому, ни в чем не виноватому.
Потапов оскорбился:
– Я же тебе показал, чтокупил. Мне твои деньги не нужны. В конце концов, я – полиция, ты обязана открыть.
– Сейчас позвоню, и тебя твои же и повяжут. Будут потом дразнить до конца дней. Ночной снайпер…
– Звони. Знал бы, бутылку водки взял.
На этой фразе дверь соседней квартиры открылась, оттуда высунулась голова женщины неизвестного возраста: лицо всмятку, сине-красно-розовое от постоянных возлияний. На то, что это женщина, указывала ее прическа – копна давно не крашенных волос. Она оценивающе посмотрела на Потапова, негодующе цыкнула и скрылась со словами:
– Алкаш-полицейский.
Потапов было дернулся, чтобы исполнить свой профессиональный долг, но личный интерес одержал верх. Он откатился к подоконнику, чтобы подумать, что делать дальше.
Дом был старый, кирпичный, из министерских. Раньше дома строили для каждого министерства отдельно, так и осталось название – министерские дома, хотя никакие министры в них не жили. На широком подоконнике стояли цветочные горшки с кактусами. В землю были воткнуты многочисленные окурки. Он представил, как подвыпившие граждане выходят покурить в коридор, натыкаются в темноте на колючие кактусы, и в злобе вбивают в них, как гвозди, короткие, противные окурки. Вот где психология! Классовая вражда между добропорядочными домохозяйками и агрессивным пролетариатом. И она, Поля, – воплощение беспомощной, заблудшей в дебрях хитроумных рассуждений интеллигенции. Вот такие люди и втягиваются в преступные группировки из-за своей бесхарактерности, становятся наивными наркокурьерами, покрывают убийц, оставляют у себя подкидышей. С такими может случиться все, что угодно. Полину нужно было спасать. Как минимум. Спасатели всегда рассчитывают на благодарность и, если честно, вечную любовь спасенных. Как часто они ошибаются! Благодарность – такое мимолетное чувство… Особенно у тех, кто в силу слабости воображения и недостатка опыта не понимает, в какой опасной ситуации находится.
Но у Полины были свои мощные предубеждения против милиции, то есть полиции . У военных, считала она, не развита эмпатия – способность сочувствовать другим. Такова специфика их работы. Иначе они не смогут убивать.Всегда с удивлением читала результаты опросов, согласно которым девушкам больше всего нравятся мужчины в форме. Ведь форма – первый признак трафаретности суждений. А психология не совместима с банальностью. Психологи – это элита, новая раса на планете. У них тонкие души и высокие стандарты отношений с другими людьми.