Завод 2: назад в СССР
Шрифт:
— Чего вы рты пооткрывали? — недовольно бурчал при этом он.
Собаки, не желавшие отходить далеко от пристройки, продолжили гавкать. Пушкин услышал лай Мухтара и всплеснул руками.
— Как ты там оказался, дурак?!
А потом, похоже, что кладовщик смекнул, что происходит. Он с подозрением посмотрел на щенков и перевёл взгляд на дверь пристройки.
— Это что у нас тут за номера? — покосившись в сторону склада, он подошел к двери и выпустил Мухтара.
Я давно прихватил прутки, и спрятавшись в кустах, ждал удобного случая, чтобы увильнуть незамеченным.
Пушкин с Мухтаром прибежали к дырке в стене. Я поймал себя на мысли, что Пушкин со своими прутками напоминает мне состоятельного крота из сказки. Прутки были его скопленным сокровищем, и он трясся над ними, как крот трясся над Дюймовочкой. Но как Ласточка спасла Дюймовочку от крота, так и меня от Пушкина и Мухтара должна была спасти дымовуха.
Я вытащил дымовуху, поджег и бросил в сторону одураченого хозяина и его пса. Снаряд разгорелся и начал дымить и сильно вонять, хорошенько перекрывая Пушкину обзор. Мухтар, боявшийся дыма, увидел меня, но не рискнул бросаться в погоню. Ну а я с прутками и магнитофоном под мышкой рванул прочь. Чтобы избавиться от возможной погони Пушкина и Мухтара, я сделал небольшой крюк и пошёл к цеху через другой корпус.
А погоня действительно была! Едва я успел завернуть за угол соседнего корпуса, как на дорогу выбежали мои преследователи. Мухтар уверенно ввёл кладовщика по моему следу.
Догонит же, зараза!
Расстояние между корпусами было метров сто, и я попросту не успел бы ускользнуть от них. Решение нашлось само — я бросился к беседке, спрятал прутки и магнитофон под лавку. За те несколько секунд, что были у меня, развязал шнурки на ботинках, и в момент растянулся на скамье. Глянешь со стороны и решишь, что умотавшийся работяга решил сделать перекур. Ну а для пущей правдоподобности я схватил со стола кем-то брошенную сигарету без фильтра (та оказалась поломанной и непользованной) и подкурил. Запах табачного дыма должен был сбить с толку Мухтара. Так и произошло — пёс, гавкая, подбежал к беседке, но, учуяв табачный дым, струящийся с кончика сигареты, сбился и начал растерянно оглядываться.
— Хороший пес, — похвалил я его.
Через пару секунд к беседке подбежал Пушкин.
— О! — он меня сходу узнал. — Егор, ты?
Пушкин начал озираться, высматривая свои прутки. Но видел только лишь меня, разлившегося на скамье с сигаретой в руках и без обуви.
— Ты чего тут делаешь? — спросил он, пытаясь восстановить дыхание после забега.
— Перекур, через десять минут домой, — я сбросил пепел в жестяную банку из-под зелёного горошка. — А вы чего по заводу в восемь вечера носитесь?
— Не видел тут никого? — нахмурился кладовщик.
— Да кто были — давно ушли, вы время-то видели?
Пушкин покосился на Мухтара, потом окинул взглядом беседку, но прутки были хорошо спрятаны. Темнота — друг молодёжи.
— Чего случилось-то? Может, помочь? — я выбросил окурок в банку, поднялся и принялся
— Точно никого не видел? — с подозрением переспросил Пушкин.
— Точнее не бывает.
Кладовщик помолчал. Говорить, однако, ничего не стал и пошёл обратно к себе на склад, подзывая и Мухтара. Как только они ушли, я сразу обулся, завязал шнурки и прихватив спрятанные прутки и магнитофон, вернулся в цех.
Дело было сделано!
Теперь у меня в распоряжении был необходимый металл для шабашки. Времени до восьми оставалось порядка двадцати минут, и я решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Пошёл к ленте, поснимал с прутков слой краски. Те мигом преобразились и теперь блестели чистым металлом. Я же сходил к верстаку и, взяв рейсмас, начал размечать прутки. Только на этот раз мазал чернилами ровно в таком количестве, чтоб было видно линию разметки.
Глава 19
Выходить из завода в темноте было несколько непривычно. Хотя, получается, надо привыкать, следующие пару недель график будет — просто атас. Пока же, с непривычки, на меня сразу, едва я вышел с проходной, навалилась усталость первого тринадцатичасового рабочего дня.
— Уа-а! — зевки Вали я услышал, как только поднялся на этаж.
У соседа была личная трагедия — первый рабочий день после больничного. А до выходных ещё, как до Парижа. Валя лежал на кровати и продолжал давить зевоту.
— Ой не могу! — бубнил он.
— Чего не можешь? — спросил я, и сам буквально стекая на свою кровать.
— Не могу заставить себя тренироваться, — пожаловался сосед. — А надо бы, мне тут дама одна сказала, что я жирком заплыл!
— Ну вперёд, вон, у тебя здесь целый тренажерный зал в наличии.
Валя ещё полежал с минуту и с протяжным «э-э-э-эх» поднялся. Взял гирю и занялся сгибанием локтя на бицепс.
— А ты чего допоздна? Только не говори, что работал! — продолжил он. — Слышал, тебя одного на склад припахали!
— А что? Помочь хочешь? Можешь завтра прийти, там для тебя работы тоже хватит, — ответил я.
— Не-е, — сосед подрагивающей рукой выполнил последнее повторение и бросил гирю на кровать. — У меня своего завала достаточно. Так а что у тебя за приключения? Сегодня Рома, ну, который ваш старший мастер, всё БТЗ и ПДП поставил на уши. К нам, технологам, тоже забегал, в документах рылся.
Он поводил носом, будто изображая собаку-ищейку. Кажется, у него Рома тоже особой симпатии не вызывал.
— Чего он хотел-то? — поинтересовался я и добавил со вздохом. — А работёнка там действительно скотская, но платят хорошо.
— Уверен? Ну, в том, что тебе хорошо заплатят? — сосед и вправду занялся делом, взял гирю во вторую руку и продолжил упражнения. — Ромка твой как раз про расценки выяснял. Говорит, расценка какая-то не такая.
— Что не так?
— В подробности я не вдавался, но могу сказать то, что слышал краем уха. Вроде, там что-то с цифрами напутано, расценили в несколько раз больше, чем положено.