Завоевание Англии
Шрифт:
— Они защищают свою родину, — возразил Гарольд, — разве мы не сделали бы то же самое на их месте?
— А что ты намерен сделать с Гриффитом? — спросил старый тан. — Неужели ты признаешь его королем, наместником Эдуарда?
— Конечно, этого я не сделаю; одному Гриффиту не будет пощады, но все же я не лишу его жизни, если он сдастся мне и положится на милость короля.
Наступила длинная пауза. Никто не смел противоречить графу, хотя его предложение не понравилось двум молодым танам.
— Но решил ли ты, кто, собственно, будет вести переговоры? — спросил, наконец, старый тан. — Валлийцы очень свирепы и кровожадны, и тому, кто отправится к ним, я посоветовал
— А я убежден, что моему послу нечего будет бояться, — возразил Гарольд, — Гриффит — король в полном смысле этого слова, и если он во время атаки никого не щадит, то он все же настолько благороден, что не причинит ни малейшего вреда послу, который будет вести мирные переговоры.
— Выбирай послом, кого хочешь, — смеясь, сказал один из младших танов, — только пожалей своих друзей.
— Благородные таны, — проговорил де Гравиль, — если вы решите, что я могу быть, в качестве иностранца, вашим послом, то я с величайшим удовольствием приму на себя эту обязанность. Я сделаю это, во-первых, потому, что очень интересуюсь старинными замками и желал бы убедиться собственными глазами: не ошибся ли я, считая виднеющиеся отсюда башни крепостью врага. А во-вторых, мне хотелось бы взглянуть, как живет эта дикая кошка, иначе называемая королем Гриффитом. Только одно обстоятельство мешает мне предложить свои услуги более настойчиво, а именно то, что я хоть и знаком немного с валлийским языком, но едва ли могу изъясняться на нем красноречиво… Впрочем, так как один из вас знает латынь, то он может послужить мне переводчиком в случае нужды.
— Ну, что касается твоего опасения, будто тебя не поймут, то это сущие пустяки, — сказал Гарольд, обрадовавшись предложению де Гравиля, — будь уверен, что Гриффит не тронет ни одного волоска на твоей голове. Но, дорогой сир, не помешают ли нанесенные тебе сегодня раны выполнить твое намерение? Путь, предстоящий тебе, хоть не долог, но чрезвычайно труден… а ехать верхом будет нельзя: придется идти пешком.
— Пешком? — повторил рыцарь тоном разочарования. — Признаться, я этого не предвидел!
— Довольно! — произнес Гарольд, отвернувшись от него. — Не будем больше говорить о невозможном.
— Нет, граф, скажу тебе, с твоего позволения, что я никогда не изменю своему слову… Положим, что разлучить норманна с его конем так же трудно, как разделить пополам одного из тех кентавров, о которых мы читали в детстве. Но это не помешает мне сейчас же отправиться в отведенную для меня комнату, чтобы немного привести себя в порядок… Пришли мне только оружейника, чтобы исправить панцирь, поврежденный лапой этого короля, так метко названного Гриффитом.
— Я принимаю твое предложение с искренней благодарностью, — сказал Гарольд. — Когда ты соберешься в путь, то зайди сюда.
Де Гравиль встал и быстро, немного прихрамывая, вышел из комнаты. Одевшись как можно роскошнее и надушившись, он снова вернулся к Гарольду, который теперь был один и встретил его крайне дружелюбно.
— Я тебе больше благодарен, чем мог показать при посторонних, — проговорил граф. — Скажу откровенно, что хочу во что бы то ни стало спасти жизнь Гриффита, а как сказать это моим саксам, которые ослеплены враждой и поэтому не способны отнестись беспристрастно к этому несчастному королю? Я не сомневаюсь, что ты, как и я, видишь в нем храброго воина и гонимого судьбою человека; следовательно, ты можешь сочувствовать ему.
— Ты не ошибся, — сказал немного изумленный де Гравиль, — я уважаю всякого храброго воина, но не могу сочувствовать Гриффиту как королю, потому что он сражается совершенно
— Ты должен простить ему этот… недостаток: его предки так же сражались с Цезарем, — сказал, смеясь, Гарольд.
— Прощаю, ради твоего милостивого заступничества, — произнес де Гравиль торжественно. — Однако продолжай.
— Ты отправишься с одним валлийским монахом, который хоть и не принадлежит к сторонникам Гриффита, но уважаем своими земляками; он понесет перед тобой распятие, в знак того, что ты идешь с мирными намерениями. Когда вы дойдете до ущелья, то вас, без всякого сомнения, остановят. Тут монах переговорит с часовыми, чтобы вас беспрепятственно допустили к Гриффиту в качестве послов. С Гриффитом будет говорить опять-таки монах, и так как тебе трудно будет понять его слова, то ты только наблюдай за его движениями. Когда увидишь, что он поднимает распятие, то сунь в руку Гриффита этот перстень и шепни ему по-саксонски: «Повинуйся ради этого залога; ты знаешь, что Гарольд не поступит с тобой плохо; исполни его требование: иначе ты погибнешь, твои подданные уж давно продали твою голову!» Ты заранее должен стать поближе к нему, но если он после твоих слов начнет расспрашивать тебя, то скажи, что больше ничего не знаешь.
— Вижу, что ты поступаешь по-рыцарски, — воскликнул тронутый де Гравиль, — фиц Осборн так же поступает с противниками… Благодарю тебя за твое доверие; я рад быть твоим послом, потому что ты не просишь меня, чтобы я сосчитал численность его гарнизона и запомнил расположение укреплений.
— Нечего хвалить меня, благородный норманн, — возразил Гарольд с улыбкой. — Мы, простодушные саксы, не разбираемся в ваших тонкостях. Если вас поведут на вершину горы, в чем я сомневаюсь, то ведь у монаха есть глаза, чтобы видеть, и язык, чтобы говорить. Признаюсь тебе: мне известно, что сила Гриффита не в крепостях, а в невежественном суеверии наших людей и отчаянии его подданных. Я мог бы овладеть этими вершинами, но только пожертвовав огромным числом воинов и уничтожив всех врагов, а я желал бы избежать и того и другого.
— Я заметил, когда ехал сюда, что ты не всегда так бережешь людей, — сказал отважный рыцарь.
— О сир де Гравиль, — ответил побледневший Гарольд, — долг иногда запрещает нам быть великодушными. Если не запереть валлийцев в их горах, то они понемногу уничтожат всю Англию, как волны размывают берег. Они тоже беспощадно поступают с нами… Но есть большая разница: сражаешься ли с сильным врагом, или же добиваешь его, когда он лежит перед тобой связанный по рукам и ногам. Я имею сейчас дело с горстью осужденных на смерть героев, которые не могут больше противостоять мне, и несчастный король, лишенный всякой возможности бороться со мной, сделал все, что должен был сделать для родины. Теперь я снова делаюсь человеком.
— Иду, — воскликнул рыцарь, склонив голову так же почтительно перед графом, как перед своим герцогом, и направился к двери. У порога он остановился и, взглянув на перстень, данный ему Гарольдом, сказал:
— Еще одно слово, если не возражаешь; твой ответ, может быть, придаст мне больше силы… Какая тайна скрывается под этим залогом?
Гарольд покраснел, очевидно, затрудняясь ответить; но все-таки произнес:
— Вот история этого перстня: при штурме Радлана мне в руки попала Альдита, жена Гриффита. Так как мы не воюем с женщинами, то я отправил ее к мужу. Прощаясь, она дала мне этот перстень, и я попросил ее сказать Гриффиту, что если я, в минуту величайшей опасности, перешлю ему этот перстень, то он должен смотреть на него как на залог того, что жизнь его будет под моей защитой.