Завоеванная инопланетным воином
Шрифт:
Рендаш переместился к другой ее груди и закрыл глаза, уделяя ей то же внимание, что и первой.
Наконец, он больше не мог сопротивляться соблазну ее запаха. Он провел губами между ее грудями и ниже, к поясу брюк. Рука Зои соскользнула с его голову и легла на стойку, а ее ноги разогнулись. Когда он переместил пальцы к ее поясу, он понял, что звуки стихли.
— Зои?
Он поднял глаза и увидел, что ее голова повернута в сторону. Возвышаясь над ней, Рендаш нахмурился; ее глаза были закрыты, дыхание глубокое. Он нежно взял
Его взгляд переместился на бутылку, из которой она пила. Она была почти пуста. Оказала ли жидкость на нее какое-то действие, или это была просто кульминация стресса за последние несколько дней?
Он покачал головой и печально улыбнулся. Он был уверен, что она оценит юмор ситуации, но боль в паху не была забавной. Его кровь была горячей, и конечности дрожали, когда он распрямился.
Контроль. Отстраненность.
Рендаш закрыл глаза и заставил себя дышать медленнее. Не помогало и то, что ее запах исходил от него, что воздух был пропитан ароматом ее возбуждения.
Это к лучшему, сказал он себе. Она была не в своем уме из-за того напитка.
Он снова посмотрел на нее. Она была обнажена выше пояса, соски затвердели, кожа порозовела от его ненасытных поцелуев, волосы были взъерошены и в беспорядке разметались вокруг нее. Она была самым красивым существом, которое он когда-либо видел.
Я был так близок к тому, чтобы попробовать ее на вкус.
Его член дернулся. Рендаш стиснул зубы.
— Ах, Зои, — тихо сказал он, прежде чем осторожно поднять ее. Она глубоко вздохнула и уткнулась лицом в его обнаженную грудь. — Что мне с тобой делать?
За кухней было несколько комнат, и, к счастью, в одной из них стояла кровать, с примыкавшей к ней ванной. Держа ее тремя руками, он откинул постельное белье. Она снова зашевелилась, когда он уложил ее, но не проснулась.
Он уставился на ее штаны. Он находил их — джинсы, как она их назвала, — неудобными и сомневался, что она захочет в них спать. После недолгих колебаний он расстегнул ремень и брюки, и стянул их с ее ног, оставив только небольшой лоскуток ткани, который она носила вокруг таза и ягодиц. Он был того же цвета, что и ее нагрудная сбруя.
И он был влажным от ее соков.
Рендаш сжал кулаки, когда тяжелый аромат ее возбуждения снова окутал его, сильнее, чем раньше. Его тело напряглось, затвердело и было готово к совокуплению, а его пульсирующий член жаждал освобождения. Все, что стояло между ним и его женщиной, — это незначительный лоскуток ткани. Он мог бы легко разорвать его зубами и провести языком по ее лону, чтобы попробовать на вкус. Это ощущение, несомненно, разбудило бы ее, и тогда они смогли бы соединить свои тела и исполнить свои желания.
Низкое рычание
Наконец, он отвернул голову и натянул одеяло на ее тело. Несколько мгновений все, что он мог делать, это сидеть на краю кровати с закрытыми глазами. Делать что-то еще сейчас, независимо от того, насколько она была готова к этому после их ужина, было неправильно.
— Если бы я только мог взять тебя с собой, когда уйду, — тихо сказал он. Открыв глаза, он посмотрел на нее и убрал прядь волос с ее лица.
Люди были такими странными, когда он впервые столкнулся с ними. Такими мягкими и слабыми, казавшимися неполноценными из-за отсутствия конечностей и глаз. Он никогда бы не поверил, что человек станет самым прекрасным существом в его вселенной.
Рендаш встал и вышел из комнаты, не позволяя себе взглянуть на нее, когда остановился, чтобы выключить свет. Ей нужен был отдых, а ему нужна была дистанция, хотя бы для того, чтобы справиться со своими желаниями.
Глава одиннадцатая
Зои застонала. Для ее ушей звук прозвучал иначе, чем в ее снах: это был стон не экстаза, а агонии. Но, с другой стороны, ее сны обычно не сопровождались сильной пульсацией в черепе.
— Зои? — голос Рена, хотя и мягкий, прозвучал в ее голове подобно раскату грома.
Матрас прогнулся, и ее тело скользнуло вниз по простыням, чтобы остановиться рядом с Реном. Его рука легла на ее бок. Странно, но ей показалось, что его ладонь касается ее обнаженной кожи. Ее ночная рубашка, должно быть, задралась во сне. Прямо сейчас она не могла заставить себя беспокоиться.
Она поднесла руки к голове и сжала виски. Если бы ей раскроили череп, Зои была уверена, это было бы не так больно, по крайней мере, трещины дали бы шанс ослабить некоторое давление.
— Я умираю, Рен, — прохрипела она. Каждое слово отдавалось неповторимой болью в ее горле, царапая, как наждачная бумага, на выходе, а во рту было так сухо, что она не удивилась бы, увидев пыль, поднимающуюся от ее губ, когда она говорила.
Он резко сел, отчего матрас подпрыгнул. У Зои скрутило живот.
— Что я могу сделать, чтобы помочь? — поспешно спросил он.
Зои съежилась.
— Для начала ты можешь понизить голос.
— Я не понимаю, как громкость моего голоса может как-то влиять на твое состояние, — прошептал он.
— Потому что моя голова взорвется, если ты этого не сделаешь, — она снова застонала, перекатываясь на спину.
Его молчание сказало ей, что он воспринял ее слова буквально.
Зои приоткрыла глаза и, поморщившись, снова закрыла их. Часть ее мозга понимала, что ни по каким стандартам комната не была ярко освещена, но свет снаружи пронзил ее мозг, как осколок стекла.