Завоёванная любовь

Маккейб Аманда

Она перевела дыхание. А когда пришла в себя и снова взглянула на него, он уже сидел на софе между леди Гримсби и миссис Смит-Морленд. И нигде не видно леди Ривертон. Граф один сегодня? Она заметила, что Каллиопа снова смотрит на нее поверх карт, и улыбнулась, лихорадочно размышляя, что делать. Оставить его в покое, как он просил? Или продолжать упрямо и бесстыдно преследовать?

Она закончила пьесу, раздались аплодисменты.

— Это было прелестно, мисс Чейз, — сказал лорд Гримсби. — Не порадуете нас еще?

— Кажется, я немного устала. И с удовольствием уступлю место вашей дочери. Слышала, она прекрасно играет.

Она уступила место порозовевшей

от похвалы леди Анне и, вставая, незаметно оторвала уголок нотной бумаги. Подойдя к ломберному столику, написала короткую записку и, проходя мимо Марко, обронила бумажную полоску в его руку. Около чайного стола обернулась, увидела его взгляд и кивнула.

Да. Она последует своим планам, будет настойчивой, упрямой и добьется своего.

Хотя на самом деле Талия была напугана, как маленькая мышка. По крайней мере, чувствовала себя таковой, стоя в темной маленькой комнате недалеко от фойе. За закрытой дверью не было слышно голосов играющих. Она выбрала дверь наугад, но сейчас вдруг испугалась, оставшись одна в темноте. Прижалась спиной к стене, слыша бешеное биение своего сердца. Испытывали ли страх классические героини, спускаясь в подземный мир, — Антигона, Персефона и Эвридика? Впрочем, в ней поднималось радостное предчувствие встречи. Она вновь жила настоящей жизнью, как это было в Санта-Лючии.

Наконец, в коридоре послышались шаги. Дверь открылась, полоса света проникла в комнату, упала на ее туфли. Она затаила дыхание.

— Где вы? — прошептал Марко.

Она схватила его за руку, втащила в комнату и захлопнула дверь ногой. Они оказались в душной темноте.

Он стоял спиной к стене, Талия смело прижалась к нему и вновь вдохнула аромат его одеколона — смесь цитрусов и кардамона.

Кончиками пальцев легонько провела по его щеке, ощущая гладкую теплую кожу. Потом встала на цыпочки, прижимаясь все крепче. Подняла руки и стала гладить его волосы, запутавшись в них пальцами.

Дыхание его стало прерывистым, шумным, сильное тело напряглось, но он не делал попыток отодвинуться.

— Что ты делаешь, Талия? — сдавленно прозвучал его голос.

Она сама не знала ответа. Сначала ее целью было узнать правду, она заманила его сюда запиской, но теперь это было не важно.

— Я могу задать тот же вопрос. Что ты делаешь, Марко? Здесь, в Бате, какую игру затеял?

— Дорогая, я предупреждал, забудь обо мне. — Он говорил с трудом, акцент снова стал сильнее, и вдруг схватил ее, развернул, теперь она оказалась прижатой спиной к стене. — Но ты не захотела слушать, — пробормотал он ей на ухо, она ощутила теплое дыхание, — я не стану предупреждать дважды.

И наконец, она дождалась поцелуя, которого так жаждала. Но этот поцелуй отличался от того, в лабиринте, он не был нежен, а был нетерпелив и настойчив. Губы Талии с готовностью раскрылись навстречу. Он буквально вжал ее в стену, стиснул так, что ей стало больно дышать. Она чувствовала, как его рука опустилась вниз на ее бедро, сминая тонкую ткань платья и поднимая его наверх.

И не могла сдержать стона, когда он коснулся обнаженной полоски тела там, где кончался чулок. Второй рукой он поднял ее, у нее мелькнула мысль, что он хочет напугать ее, заставить убежать. Напрасно надеется. Такое проявление ответной страсти лишь укрепило ее в своем решении. Уже не сдерживаясь, она повисла в его руках, обхватив ногами, чувствуя всю силу его желания. Об этом она читала в романах и грезила бессчетное число раз, пытаясь изобразить страсть в своих пьесах. Видела это на греческих вазах и настенных фресках Помпеи. Это называлось сексом, ей хотелось дойти до конца, испытать все самой в реальной жизни.

Он вдруг оторвался от ее губ, и она протестующее застонала, но его губы скользнули по ее щеке, потом по шее, языком он провел по нежной ямочке у горла. Ее голова бессильно откинулась назад, за закрытыми веками сыпался звездный дождь. Одна из туфелек свалилась со стуком на пол, ноги в чулках по-прежнему крепко сжимали Марко. Она ни за что не отпустит его теперь и удовлетворит свое любопытство до конца.

— Maledetto, — пробормотал он, не в силах остановиться, его губы уже коснулись округлости груди, выступающей из декольте. Так вот как бывает в жизни — всепоглощающее желание близости затмевает остатки благоразумия, и уже невозможно остановиться. Неудивительно, что по утрам Каллиопа и Камерон не слышат плача ребенка… И вдруг она очнулась. Глаза широко открылись в темноте. Ребенок! Вот к чему это ведет, вся эта сладострастная истома, желание обладать любимым. Но так и не смогла разжать кольцо ног и остановиться.

Но он почувствовал в ней перемену, а возможно, такая же мысль мелькнула и у него. Он прислонил пылающий лоб к стене, их прерывистое шумное дыхание нарушало тишину. И медленно, очень медленно он убрал руку от ее бедра. Потом разжал ее ноги и поставил девушку на пол.

И отступил на шаг, а она, опираясь о стену обеими руками, чтобы удержаться на ватных ногах, услышала шорох: он приводил одежду в порядок, расчесывал пальцами взлохмаченные волосы.

— Помни, Талия, — акцент был такой чудовищный, что она с трудом разобрала слова сквозь шум крови в ушах, — больше не будет предупреждений!

И он выскользнул в коридор, оставив ее в темноте. Она без сил опустилась на пол, выдохнула и поняла, что сидит на сброшенной туфле.

Золушка наоборот. Принц сбежал.

Прошептав «черт побери», надела туфлю, глядя в темноту. Кажется, правила игры поменялись. Но так ничего и не стало ясно.

Марко остановился в фойе, постоял, опираясь на инкрустированный столик. В нем бушевала неудовлетворенная первобытная страсть, ему хотелось, как варвару, крушить все вокруг. Может быть, тогда удалось бы охладить кровь и снова начать думать.

Но ничто не могло теперь остановить жаркое пламя, кроме возвращения в темноту, где он ее оставил.

— Проклятье, — простонал он и ударил кулаком по столику. На губах был вкус ее поцелуя, воспоминание о кольце ног, обхвативших его с силой, ее нежная кожа, ее стоны…

С самой юности он так страстно не желал женщину. И то, что она в ответ так же сильно хотела его, только разжигало пламя. И слава богам, что тонкий лучик благоразумия не позволил ему овладеть ею прямо там, у стены.

Он потряс головой, отгоняя наваждение. Талия была леди, сестрой его друга, а не просто первой попавшейся на пути красоткой. Но как же трудно будет отказаться от нее и сосредоточиться на деле, ради которого он здесь находится. Впрочем, легче будет вернуть сокровище, чем забыть эту пылкую соблазнительную девушку.

— Проклятье. — Он поправил галстук и жилет, пригладил волосы. Кажется, от его сюртука все еще исходил тонкий аромат ландышей.

В коридоре раздался щелчок — это открылась дверь гостиной. Кто-то шел к фойе. Он поспешно изобразил привычную светскую улыбку, готовясь к встрече. Надо поскорее уйти.

Это была Каллиопа, леди Уэствуд. Она поправила шаль, накинутую на плечи, и озабоченно огляделась по сторонам. Он вспомнил, как она застала их с Клио за кражей древней статуэтки богини из алебастра в Йоркшире.