Завтра ехать далеко
Шрифт:
***
Они возвратились к костровищу. Очаг догорал, гуляш превратился серую жижу, безнадежно обугленную по краям котелка.
– У нас есть бинты, подожди, – произнес Рэй, но вдруг застыл подле своего рюкзака, оглядывая пустой бивак. – А куда Левша опять подевался? Ты сказала, он уснул.
Герой осмотрелся, убеждаясь, что на поляне нет более никого. Сольвейг, сначала неохотно, но через секунду уже настороженно, принюхалась и, придерживая травмированное плечо, неуверенно показала в сторону леса.
– Зачем он в лес-то ушел?! – зло выцедил Рэй.
Пришла беда – отворяй ворота! Герой накинул влажный набивной жилет поверх сырой туники, водрузил стрелу на лук и поспешил к хвойной роще. Сольвейг последовала.
Они пересекли лужок бело-фиолетового клевера и вошли во мрачный елец. В ходе сражения двое и не приметили, как стремительно налетела набрякшая летней грозой туча. День потемнел моментально, хоть свет зажигай. Они продвигались через чащу, следуя блеклому, почти потерявшемуся запаху.
Вязкий, серый мрак уплотнялся в еловой чаще, замешанной с редкими осинами; птицы смолкли в преддверии грозы. Удаленные в высоту кроны гнулись налетевшим ветром. Лапник нехотя расступился перед путниками. Отогнув ветвь очередной мшистой ели, лучник заметил силуэт. Выдохнул облегченно, приметив длинный синий кафтан. Левша! На дерево зачем-то залез, чудак.
Но что-то в этот миг заставило сердце пропустить удар. Что-то выглядело так тревожно: может, тоскливо склоненная набок голова Левши или едва заметное движение его силуэта. По руке предательски скользнула дрожь, пальцы до боли сдавили стрелу. Рэй ступил еще несколько шагов. Гром медленно прошуршал над головами. Ноги человека не касались земли. Не залез он на дерево, а висел на нём.
Рэй прерывисто набирал воздух в легкие, но никак не мог отдышаться. Руки била мелкая дрожь, плечо насквозь промокло от крови из-за раны на шее.
Тёмно-синий кафтан едва покачивался от ветра, что было заметно, если смотреть пристально. Скрип ветви. Топот: из-за спины вылетела огромная лиса! Уже в звериной форме, Сольвейг подбежала к дереву и, подобно охотничьей гончей, принялась обыскивать местность. Зарывшись носом в землю, она замкнула десяток кругов, пытаясь уловить след.
Повешенный качнулся сильнее, когда ветер пролетел над вершинами деревьев. Лисица остановилась; ее шкура теперь тоже вымазана в крови. Она медленно обогнула дерево и вышла с другой стороны уже в облике девушки. Встретилась глазами с героем и отрицательно покачала головой.
Руки и ноги повешенного утомленно свисали над землей, губы бледны, на шее царапины от ногтей. Глубинной частью сознания, которая всё еще продолжала работать и анализировать, Рэй подумал: «Схватился за веревку, отсюда и царапины на шее. Значит, умер не сразу – задохнулся». Мурашки пробежали по спине, в груди заболело, пульс вязко токал в висках.
Силуэт, точно заторможенный маятник, раскачивался в этом мрачном лесу, удерживая на себе взгляд, а толстая ветвь издавала мерный щемящий скрип. Сердце колотилось быстро и неровно, обильная кровопотеря от раны на шее отдалась головокружением.
Ветер прорвался сквозь лес с новой силой!
В глазах потемнело. Кто-то подхватил его под плечо.
– Бесишь…
***
Рэй сидел возле чахнущего под дождем костра. Холодные капли скатывались по слипшимся волосам. Сольвейг сидела рядом, привалилась к камню.
Стрелок сильно потер мокрое лицо руками и первым нарушил тишину:
– Он боялся этого.
Дождь громко шелестел вокруг, речное ополье заволокло мутными каскадами. Сольвейг без интереса повернула голову.
– Левша. Он боялся. Не того, что его зарежут, утопят, отравят. Думаю, он и самой смерти не особо страшился. Только повешения. Да еще не сразу, несколько минут задыхался, пока я…
– Я же сказала, он был пьян, – хрипло отозвалась она.
Рэй сурово покачал головой:
– Не важно. Выпивоха он – да, но не псих. Он боялся петли! Всегда твердил, что преследователи, кем бы они ни были, хотят его именно повесить. Черт, я ни на грош ему не верил.
– Но там нет чужих следов, – возразила Сольвейг. – Только его собственный запах. Он сам себя…
– Куда там! – в порыве сорвал с головы охотничью шапочку и швырнул под ноги. – Сама видела, он в двух аршинах над землей! Хочешь сказать, он, пьяный, залез на дерево? Связал узел и бросился вниз? У него даже веревки не было.
– Была, – мотнула она головой в сторону коробчатого рюкзака.
Рэй нахмурился и покачал головой.
– Проклятье. Он пошел со мной, чтобы спастись, а в итоге из-за меня же нашел смерть, ту, которой страшился больше всего. Сольвейг, как твои раны? Сильно болит?
– Переживу, – хмурясь ответила она. – Эй, руки убрал! – заупиралась она, когда Рэй сдвинул ее робу, обнажив плечо и прижав его чистым льняным полотном, которое тут же расцвело алыми цветками. – Не лезь, – пробубнила она и указала на промокшее от крови плечо Рэя: – Лучше себя осмотри.
– Прости. Я виноват. Постараюсь больше не подвергать тебя опасности.
– Пофтоваюфь не потфехгать опафнофти, как же ты бесишь! – одернула она плечо, и сама прижала к нему полотно.
– Спасибо, что ты со мной.
Сольвейг поднялась на ноги. Обидчиво показала язык и отошла подальше, остывая под сходящим дождем.
– Для премудрой лисицы манеры у тебя порой… – через боль улыбнулся Рэй, узнавая поведение подруги.
– Не такое со мной бывало, знаешь ли. В путешествиях с Горицветом я… – снова оборвалась она полуслове. – В общем, эти царапины заживут еще до утра.
– Быстро.
– Я не человек, запомни наконец. Лучше о себе позаботься.
– Я порядке, – ответил он, ощупав рваные порезы на шее.
– Да это не сердечное о тебе беспокойство. Мой дом – твое сердце. Чем сильнее ты, тем сильнее я. Чем лучше ты себя чувствуешь, тем быстрее я восстанавливаюсь. А будешь слаб, могу нечаянно и убить тебя, вытянув остатки сил.
– И если я умру?
– То это вряд ли что-то изменит в этом мире, – иронично ответила она.
– Я серьезно. Что в таком случае будет с тобой?