Завтра нас похоронят (авторская редакция)
Шрифт:
Он приблизился к окну и посмотрел на улицу. Раньше она едва ли выглядела такой запущенной, ведь до центра недалеко. Вообще наверняка все было иным, а теперь умирало прямо на глазах. Умирала страна. Город. Многовековые представления о нормальности. И умирание могло длиться еще не один год.
Карл обошел своего пса и приблизился к двери комиссара. Прошло достаточно, к тому же с той стороны он уже слышал приглушенное бормотание радио:
– Тем временем весь свободный мир готовится к очередной олимпиаде и с нетерпением ждет зимы. К сожалению, некоторые государства по-прежнему не предприняли
Карл вошел, как раз когда дряхлый приемник, живший здесь еще до его приезда, разбился о стену и заткнулся. Рихард сидел, тяжело дыша, низко опустив голову. Он не отреагировал на появление Карла, даже когда тот приблизился. Карл и не спешил привлекать внимание, зная: к хорошему это не приведет. Но, подождав еще немного, он все же протянул руку и осторожно постучал по деревянной поверхности стола.
– Комиссар?
Ланн схватил его за запястье. Карл едва не взвыл – хватка была железная. Рихард слегка притянул его к себе и поднял ясный, холодный взгляд.
– Что. Тебе. Надо?
Карл поморщился и попытался высвободиться.
– Можно без вот этого? Я могу и броситься.
Слова пробудили Ланна от оцепенения. Он разжал пальцы, усмехнулся и переспросил:
– Ты? Да твоя собака скорее на кого-нибудь бросится.
Карл сердито поправил очки. Он знал, что его не воспринимают всерьез, сколько бы ни прошло. Да кто он для Рихарда? Очередной щенок, разве что проявляет чуть больше характера. Чтобы Рихард принимал тебя как равного, наверное, надо каждый день задерживать по десятку преступников, а десятка в нынешней стране иногда не набирается и за неделю. О низкой раскрываемости говорят не зря.
– Что… злишься?
Карл оборвал привычные тоскливые размышления. Рихард проницательно поглядывал снизу вверх, щурился и слегка ухмылялся в усы. Определенно, перепалка его взбодрила.
– Злишься, – удовлетворенно повторил он. – Где твое обычное умение скрывать эмоции?
– Я вовсе не злюсь. С чего мне злиться на ваше вечное…
– Все на лице. – Ланн скучающе подпер подбородок рукой.
Карл не стал спорить. Он видел, что Рихард снова улыбается без яда и без готовности сожрать. За подобное он был готов простить очередные попытки себя воспитывать и учить жизни. Всегда прощал.
Пять с половиной лет назад, когда люди, занимавшие сейчас посты в правительстве, решили избавиться от сына Йозефа Ларкрайта, слишком много говорившего о правах «крысят», спас его именно Рихард. Помог спрятаться, затем взял на работу. Привязанность к нему стала для Карла чем-то определяющим, похожим на болезненно-беспочвенную верность собаки хозяину. Иногда это пугало, но чаще наоборот помогало не опустить рук. Поэтому Карл раз за разом лез из кожи вон, чтобы что-то доказать, и добивался противоположного: Ланн, проходя мимо после очередного задержания, бросал что-нибудь вроде «Стоило бы быть побыстрее». Впрочем, Карл смирился. Несмотря на непредсказуемость, к Рихарду он относился хорошо, прежде всего из-за живого ума и обычного уверенного спокойствия. Лишь иногда бывали срывы – когда мир в очередной раз напоминал Ланну о своей неправильности.
– Эта девчонка… – глухо сказал Рихард, словно читая его мысли. – Точно однажды убью.
Карл вздохнул: ему неприязнь к Вэрди была непонятна. Воровала она не больше других и, в отличие от них, по крайней мере, никогда не убивала. Ларкрайту нравились ее находчивые ответы, красивое лицо и копна вьющихся волос – темно-каштанового с рыжиной оттенка, как у него самого. Вэрди немного напоминала ему мать – такой она была на детских фотографиях: живая, симпатичная, серьезная.
Ланн снова пристально всмотрелся в Карла, и тот дорого бы дал, чтобы понять, что на этот раз так его заинтересовало. Ответ не заставил себя ждать.
– А принеси-ка мне кофе.
Ларкрайт закатил глаза.
– Заведите себе секретаршу.
– Кто сюда пойдет? – Рихард потянулся за сигаретами. – Патрульных-то еле выбили… Кто здесь выживет, кроме нас с тобой? Так что давай, шевелись.
Карл еще некоторое время возмущался, хотя в глубине души был рад, что обошлось без кровопотерь. Девчонка ушла живой, мебель почти цела, гроза миновала. Уже выходя, Карл кое о чем вспомнил и обернулся.
– Кстати, звонил герр Леонгард. Говорил о «крысятах» – что они ходят по разрушенному НИИ. Велел это пресечь, иначе будет писать жалобу.
Ланн, лицо которого уже скрыл табачный дым, немедленно высказал все, что думает по поводу герра Леонгарда, а также о том, куда тому следует отправиться со своими жалобами. Карл пожал плечами.
– Не думаю. Скорее туда отправлюсь я, если скажу это, когда он перезвонит. Хотя не представляю… что дети забыли на этой свалке?
– Вся наша жизнь – свалка, – желчно откликнулся Рихард, утыкаясь в рапорт и теряя связь с реальностью.
Карлу было что возразить, но он промолчал.
Маленькая разбойница
[Восточная железнодорожная колея]
– Ал, ну что ты забыл на этой свалке? Там наверняка охрана! А если бы попался?
Мы сидели поодаль от других ребят. Разговаривать мне не хотелось, настроения не было, да и от шума начинала побаливать голова. Поэтому я устроилась в сторонке, а Ал, углядев меня, пришел и притащил несколько картофелин и даже остатки ветчины. Он всегда обо мне заботился и с гордостью считал себя замкапитана. У меня не было заместителей, и я не была капитаном, но разочаровывать его я не хотела.
Ал смотрел на темную озерную воду; блики костра переливались во взъерошенных волосах. Услышав вопрос, он оживился и поближе придвинул ко мне грязный мешок.
– Там чума! Столько всего крутого! И нет, никто не гоняет.
– Пока не гоняют… – Я нахмурилась, наблюдая, как он вытряхивает собранный хлам. – Что-то из этого поможет усилить электрогенератор? Ты помнишь, на каких соплях он держится? Сам ведь сооружал!
Ал насупился: в полете дурной изобретательской фантазии он ненавидел разговоры о земных проблемах вроде дряхлого холодильника, которому не хватало энергии от украденного много лет назад переносного энергоблока. Решив, что Алан уже достаточно пристыжен, я стала изучать принесенный им мусор.